Молодой Король даже ногами затопал от гнева.

— Так, ты, значит, его припрятала?!

— А разве нельзя? Вы же его выбросили.

— Но ты сама говорила, что оно в мусорном баке!

— Чего не было, того не было.

— И говорила, будто не помнишь, что там написано.

— И сейчас не помню. Я в школе ни одного стишка не могла наизусть выучить.

— Но ведь ты его зачем-то хранишь?

— Так не учу же.

— А хранишь зачем?

— Это моя забота. И вообще, разве так обращаются с делом рук своих? — сурово сказала Селина. — Если человек свой труд не уважает, пускай не берётся вовсе!

— Я уважаю свой труд, Селина, — произнёс Король. — Поверь мне, уважаю. И очень жалел, что смял и выбросил этот листок — оттого что стихотворение тебе не понравилось.

— Разве?

— Так, может… понравилось?

— Неплохой стишок.

— Правда, Селина? Правда?! Селина, а ведь я позабыл его! Прочти мне!

— Вот ещё. Может, хоть теперь научитесь сперва запоминать, что пишете, а потом уж выбрасывать.

— Вспомнил! — воскликнул вдруг Король. — Селина, я вспомнил. Слушай! — И, взяв её за руку, Джон проговорил:

Он замолчал. Селина, опустив голову, отряхивала оборки на фартуке.

— Разве не так? — встревожился Король.

— Похоже…

— Селина, скажи «да»! Скажи «да», Селина!

— Попросите меня завтра, в Листвии.

— В Листвии? — удивился Джон. — Ты разве не знаешь, что туда запрещено ходить?

— Кто запретил?

— Наши отцы и матери.

— Ну, у меня-то их никогда не было, — сказала Селина. — Я же приютская.

— И ты, значит, ходишь в Листвию? — спросил Король.

— Хожу, и очень часто. По выходным. А завтра у меня полдня свободных. Если хотите, подождите меня у чёрного хода, и я отведу вас в Листвию.

— Как же мы туда попадём?

— Через дырку в заборе.

— А что надо взять с собой?

— Только это, — проговорила Селина и положила стихотворение обратно в карман.

На следующий день после обеда Селина, справив всю работу, принарядилась: надела розовую кофточку с оборками и шляпку с лентами. С Королем они встретились у чёрного хода и рука об руку направились к забору, что стоял на границе Листвии с Велико-Труданией.

Там, как обычно, толпились ребятишки, и каждый норовил заглянуть за забор — кто снизу, кто сверху, кто сквозь. Дети вопросительно уставились на Короля с Селиной, а они пошли вдоль забора. Селина бормотала себе под нос, она считала доски и тыкала пальцем в каждую. Эти двое взрослых вели себя так по-детски, что дети устремились следом за ними: интересно, что будет? Король же с Селиной их не замечали вовсе, они были слишком взволнованы. Добравшись до семьсот семьдесят седьмой доски, Селина сказала: «Нам сюда». Сунув палец в дырочку, она повернула маленький сучок, державший доску изнутри, и вошла в Листвию через эту узкую дверцу, а следом — Король и все ребятишки.

Изумлённый Король протёр глаза, поскольку поверить им не мог. Перед ним снова был завал из веток и листьев, но ветки ожили, в зелени щебетали птицы, залитые солнцем листья трепетали на лёгком ветерке, а цветы… Цветы источали тончайший, сладчайший аромат! Селина взяла Джона за руку, они легко пробрались сквозь зелёные благоухающие дебри, — и пришлось Королю снова протереть глаза! Вместо бескрайней серой пустоши его взору предстала столь же бескрайняя зелёная долина, с весело журчащими ручейками, водопадами и цветущими рощицами. Меж деревьев темнели домики и белели церквушки, среди мха виднелись лиловые фиалки, в воздухе носились чудесные пёстрые птицы, из ручьёв пили воду пятнистые оленята, на траве резвились белки. И все они ничуть не боялись ни Джона, ни Селины, ни ватаги ребятишек.

За рощами золотился песчаный берег, усыпанный разноцветными ракушками и блестящими морскими камешками. Вода в бухточке, сине-изумрудная, прозрачная, точно стекло, чуть рябила и набегала на сияющие белизной утёсы с пещерами и гротами. Над морской гладью серебряными стрелами носились чайки, а лебеди прихорашивались на берегу, перебирая пёрышки клювом. Они тоже не испугались людей.

Всё кругом было залито лучезарным светом, словно, разом светили и Солнце, и Луна. И мир этот походил на чудесный сон, на мечту.