Шрифт:
— Селина! — воскликнул ошеломлённый Король. — Я никогда прежде не видел такой красоты!
— Вы уверены?
Нет, Король не был уверен… Когда-то он уже бродил по этим берегам, вдыхал этот аромат, слушал журчание этих ручьев — но когда? Ах, верно, в раннем-раннем детстве. А потом, пока он рос в Велико-Трудании, краски мало-помалу поблёкли, листья высохли; когда же он вырос, кто-то и вовсе перекинул всё это за высокий, неприступный забор.
Чудесам Листвии не было конца. Дети бегали по траве, прыгали на упругом мху, барахтались в ручейках и на мелководье, пересыпали песок, собирали ракушки, плели венки, лазили по утёсам и гротам, заглядывали в домики. Скоро каждый раздобыл себе по сокровищу: кто куклу, кто трубу, кто игрушечный сервиз, кто книжку с картинками. Куклы были прекрасны, точно феи, трубы трубили, точно небесные ангелы, кушанья в тарелках и напитки в чашках годились разве что для королевского пира. А со страниц книг соскакивали эльфы и рыцари — поиграть с детьми. Тут Король, словно что-то вспомнив, бросился в часовенку, стоявшую неподалёку, и, вернувшись со своей юлой, запустил её в траве. Юла завертелась, и зазвучали милые сердцу колыбельные песенки, которые матушка певала Джону в детстве.
— Селина! Отчего родители запрещают детям ходить сюда? — воскликнул Король.
— Оттого, что всё позабыли, — ответила Селина. — Они помнят лишь, что здесь таится опасность для Велико-Трудании.
— Какая же?
— Здесь живут мечты.
— Почему я ничего не увидел, когда приехал сюда в прошлый раз?
— А вы с собой никого и ничего не взяли.
— На этот раз я взял своё стихотворение!
— И меня, — добавила Селина.
Впервые с тех пор, как они попали в Листвию, Король взглянул на Селину. И увидел самую прелестную девушку на свете, и к тому же Принцессу! Её волосы золотились, глаза сияли неведомым мягким светом. Нежная улыбка, лёгкое касание руки, чудный голос… У Джона даже голова закружилась. А как прекрасен был её наряд: платье из лепестков роз с серебряной, сахарной оторочкой, а вокруг головы плыла радуга.
— Селина! Ты самая красивая девушка на свете! — произнёс Король.
— Разумеется. Но только здесь, в Листвии.
— Где моё стихотворение?
Селина протянула ему листок, и Джон громко прочёл: Ты нежнее согретого солнцем цветка, Ты светлее звезды, что в ночных облаках Одиноко сияет. Цветок и звезду Я повсюду ищу, но нигде не найду. О тебе — все моленья мои и мечты! Но когда же, когда же мне встретишься ты?..— Селина! — воскликнул Король. — Ты и вправду Принцесса?
— Конечно. Но только здесь, в Листвии.
— А ты пойдёшь за меня замуж?
— Да, — ответила Селина. — Но только здесь, в Листвии.
— И там — в Велико-Трудании! — радостно закричал Король и, схватив Селину за руку, побежал меж цветов и порхающих птиц обратно к забору.
Очутившись в Велико-Трудании, Джон, задыхаясь, спросил снова:
— Ну, Селина. Пойдёшь?
— Куда ещё?
— За меня замуж!
— Ладно уж, — согласилась Селина. И стала Королевой. А поскольку она любую работу выполняла исправно, она и Королевой стала очень хорошей.
В день свадьбы Король отодрал семьсот семьдесят седьмую доску и открыл дорогу из Велико-Трудании в Листвию. С тех пор любой житель страны — и ребёнок, и взрослый — мог проскользнуть в узкую щель в любую минуту без всякого труда. Главное — не растолстеть, а это, увы, случается нередко.
ШАРМАНКА
Жил да был Путник, и лежал ему далёкий путь. Настигла его ночь, но он всё шёл и шёл.
Дорога вилась по лесам, по горам: ни городка, ни дымка деревенского, ни огонька из одинокого оконца. Тьма стояла кромешная — ни зги не видно, и Путник сбился с пути.
Кругом темнота и тишина, ничего Путнику не видно, ничего не слышно. И стал он тогда сам с собой разговаривать.
— Что же мне теперь делать? — спросил сам себя Путник. — То ли дальше идти, то ли утра дожидаться? Пойду дальше — да вдруг не в ту сторону? И придётся потом обратно идти. А на месте останусь — так уж точно никуда к утру не доберусь и завтракать придётся не раньше полудня. Что же делать-то мне? Ну, допустим, останусь я здесь… Опять вопрос: то ли на землю лечь, то ли стоя спать? Лягу — так непременно на колючку наткнусь, а стоя спать — ноги затекут. Что же делать?
И на этих самых словах услыхал вдруг Путник музыку. И умолк. Раз есть что послушать, можно и помолчать. Чудно — музыка в лесу! Причём не пение, не свист, не свирель и не скрипка — эти звуки в лесах по ночам дело самое привычное. Но наш Путник глухой ночью в-глухом лесу услышал звуки шарманки.
И сразу повеселел. Позабыл даже, что сбился с пути, и решил отчего-то, что дом родной совсем рядом — рукой подать. Пошёл он на звуки шарманки, а под ногами зашелестела трава, и листья затрепетали возле самых щёк. И вот шарманка играет совсем близко. Путник спросил: