Сольник
вернуться

Шевчук Юрий Юлиа?нович
Шрифт:

белая ночь

Не дожить, не допеть, не дает этот город уснуть И забыть те мечты, чью помаду не стёр на щеке. В эту белую ночь твои люди — шаги, как враги, Обнаженная ночь, твоя медная речь — острый меч. В эту белую ночь, да в тёмные времена. Как ты там, за чертой, где ты там в тишине. Заболел я душой, что вернулась ко мне. Эта белая ночь без одежд ждёт и просит любви. Эта голая ночь, пропаду я в объятьях ее, не зови. В эту белую ночь, да в тёмные времена.

ларек

(бородино)
Ветер. Шпалы на петлицах, Ночь, вокзал, глаза в окно. Вскрыли вены и границы Небеса Бородино. Фонари грызут аллею, Паровоз как глыба льда. В черной копоти на реях Вороненая орда. Злой этап, глотают нычки, Бьют прикладом сопляка. Зэки спят на перекличке, В грязной луже у ларька. Гражданин начальник скачет Документом на ветру. А на рельсах время плачет, Будем счастливы к утру. Жизнь больная, кашель-скука, Пьет изжога из реки — Лижет пепел, лает сука По движению руки. В забинтованном вокзале Так смертельно ледяно, Сыпят ржавые медали — Небеса Бородино. Верили, что точно знаем, Жизнь не будет так горька — Проживем в тепле, да с краю, Ковыряясь у ларька. Мы ларьками сцепим землю Свяжем Запад и Восток. Бей «Макдоналдсы» — приемлю Только наш родной глоток. Наш ларек нам всем утеха, Реет смыслом на ветру. В нем беда и дискотека, В нем — спасенье поутру. Русь моя, ты снишься многим, Вещий сон — всегда кошмар. И богатым, и убогим — Всем достался этот дар. Что же нам открыто в мире? Что нам отрыгнут века? В пятикомнатной квартире Я спиваюсь у ларька. На мою свободу слова Льют козлы свободу лжи. Гражданин начальник, снова Сказку злую расскажи. Кем нам стать, уже не знаю. Верим ли, что сталь крепка? Русь закатом добивают, Распиная у ларька. Города стучат экраном В лбы замерзших деревень, Мы уходим слишком рано, Оставляя дребедень. Мы прошли свою дорогу По фашистам, по попсе, Мы тащили души к Богу, Жалко, выжили не все. И духовно, как на вздохе — Режет небо красота. Мы зубами твои крохи Рвем до чистого холста. Красота, ты здесь родная — Недоступна, нелегка, За тобою наблюдаем, Похмеляясь у ларька. Ты спасешь нас, точно знаю, Я твой враг, твоя еда… Красота не исчезает, Лишь уходит иногда.

пропавший без вести

Закрылась дверь, он вышел и пропал, навек исчез — ни адреса, ни тени. Быть может, ветер что-то рассказал про суть дорог и красоту сирени. Пропавший без вести, скажи, как не найти, открыткой стать и вырваться из сети. Неверный шаг, растаявший в пути, Всеперемалывающих столетий. Я замечаю, вижу — ты везде лежишь печально снегом на аллеях, в листве сырой, в растрепанном гнезде, на мертвых пулях и убитых целях. Пропавший без вести, я где-то замечал твои глаза, улыбку и походку. Ты, исчезая, что-то мне кричал о злой любви и требовал на водку. Пропавший без вести смешал весь этот мир, добавил в сущность — ложку человека без наготы, без ксивы и квартир, Лишь на секунду выпавший из века. Пропавший без вести, ты знаешь обо всем о том, как выйти за пределы смысла. Не воскрешен, но вечен, с Ним и в Нем уничтожаешь формулы и числа. Жизнь дорожает, выбившись из сил, зализывает раны после драки. А ты на этом полотне светил мне подаешь таинственные знаки. Пропавший без вести, я верю — ты живой, Вас — миллионы бродят между нами. Взгляните на могилы с номерами и на свой путь — очерченный, прямой., Пропавший без вести — Я назову Тобой дорогу.

трек 2

твой взгляд усталого подъезда…

Твой взгляд Усталого подъезда, Где темно, Оплеваны ступени И окно разбито. Лампочка горит Не разгоняя — собирая тьму, Гул от шагов, Чужие номера и двери И лужи у дверей. Облезлый кот На ржавой батарее, Глаза кота И больше ничего… Он выгнул спину, Распушил загривок, Бельмо на левом, В правом страх и ярость. Он зашипел, как может только старость, Когда она, отрекшись от всего, Имеет лишь изодранный покой. А больше ничего, Покой, Лишь надписи на стенах Об изменах, А больше ничего, Твой взгляд…

соскочивший с дороги, упавший на полном ходу…

Соскочивший с дороги, упавший на полном ходу, Все для драки готово, с землею спиною к спине, Я смотрел на настигшее время и в смертном бреду Прошептал твое имя, и мир обратился во мне. Что-то было, не помню, еще, их глаза-голоса Чьи-то рвали дома, кто-то вешал и бил фонари, Над Москвою горели непроданные небеса, Мы смотрели на них, задыхаясь от этой зари. Так тревожно любить — ворожили на мне не дыша Твои лица и пальцы, врачи отрезали грехи. В нашей длинной стране дураки умирают спеша, Чтобы, снова родившись, писать неземные стихи. Я пронес твое имя, назвал берега всех дорог Верным словом Любовь, с запятыми — прощай и прости. На стальных облаках косит прошлое ревностный Бог, Подрезая людей, чтоб они продолжали расти.

оттепель

Плюс один, ноль, плюс два, почернела Зима, раскумарил Январь мир, сошедший с ума! С юга ветер приполз, неспособный на бег, пожирает, дохляк, пересоленный снег. А за ним, как чума, — Весна! А на Невский слеталася стая сапог, а на Невском такая стоит кутерьма, а над Невским в глазок наблюдает тюрьма, состоящая из одиноких мужчин, не нашедших причин дарового тепла. Непонятна весьма — Весна. Из Сайгона-влагалища, как тараканище, выполз на свет, собирая рубли, волосатый пескарь: «Налетай, хиппари! Продаю за бесценок свои попурри!» А в каналах вода отражает мосты, и обрывы дворцов, и колонны-леса, и стога куполов, и курятник-киоск, раздающий за так связки вяленых роз! А культура, вспотев в целлофане дождей, объявляет для всех Ночи Белых Ножей, и боимся все мы, что дойдем до войны… Виновата она — Весна. Эй, Ленинград, Петербург, Петроградище, Марсово пастбище, зимнее кладбище, отпрыск России, на мать не похожий, бледный, худой, евроглазый прохожий. Герр Ленинград, до пупа затоваренный, жареный, пареный, дареный, краденый. Мсье Ленинград, революцией меченный, мебель паливший, Дон перекалеченный. С окнами, бабками, львами, титанами, липами, сфинксами, медью, «Аврорами». Сэр Ленинград, Вы теплом избалованы, Вы в январе уже перецелованы жадной весной. Ваши с ней откровения вскрыли мне вены тоски и сомнения. Пан Ленинград, я влюбился без памяти в Ваши стальные глаза… Напои допьяна, Весна.

в иерусалимском серебре…

В Иерусалимском серебре, Одета в ночь, судьбу и камни, Ты помолилась о заре, Но в небесах закрыты ставни. Ты вспоминала обо мне, Не знала, что настолько грешен В Иерусалимском серебре Вид голых яблонь и черешен.

черный пес петербург

(1992)
Черный пес Петербург — морда на лапах, Стынут сквозь пыль ледяные глаза. В эту ночь я вдыхаю твой каменный запах, Пью названия улиц, домов поезда. Черный пес Петербург — птичий ужас прохожих, Втиснутых в окна ночных фонарей. На Волковском воют волки, похоже, Завтра там будет еще веселей. Черный пес Петербург — я слышу твой голос В мертвых парадных, в храпе замков Твои ноты разбросаны всюду, как волос, Капли крови на черствых рублях стариков. Черный пес Петербург — крыши, диваны, А выше поехавших крыш — пустота. Наполняются пеплом в подъездах стаканы. В непролазной грязи здесь живет чистота. Черный пес Петербург — рассыпанный порох Тайн этих стен, гробовой тишины. Дышит в каждом углу по ночам странный шорох, Здесь любой монумент в состоянии войны. Черный пес Петербург — время сжалось луною, И твой старый хозяин сыграл на трубе. Вы молчите вдвоем, вспоминая иное Расположение волн на Неве. Черный пес Петербург — ночь стоит у причала. Завтра в путь, и, не в силах судьбу отыграть, В этой темной воде отражение начала Вижу я, и как он, не хочу умирать. Черный пес Петербург — есть хоть что-то живое В этом царстве обглоданных временем стен? Ты молчишь, ты всегда в состоянии покоя, Даже в тяжести самых крутых перемен. Этот зверь никогда никуда не спешит. Эта ночь никого ни к кому не зовет. Только я, только ты, Только сердце, Наше сердце поет…

расстреляли рассветами память…

Расстреляли рассветами память, бредущую в поле, Исходили всю воду, а берега до сих пор нет. Поменяли не глядя на счастье свободную волю Да пожгли фонари, не познав, где кончается свет. Я не сплю, мое время, как смертник, скребет по бумаге, Я в конюшне для птиц, я в плену отношений ко дну. У бездомного пса видишь больше ходячей отваги, Как, подняв свою лапу, он лечит больную страну. Сколько веры в огне, сколько верности в тающем снеге… Так темно, я в аду иль за пазухой брата Христа. Ты бросаешь цветы на могилу, запутавшись в неге, Я лечу, как солдатики в счастье, с гнилого моста. Съели жизнь в одночасье, десерт — как всегда, будет голод, Мы бросали слова в рок-н-ролл, как незрячих щенков. Рано утром в тумане теплом отражается холод — Блеск ненужных и сданных в уценку счастливых подков. Я не знаю, как жить, если смерть станет вдруг невозможной. Память вырвать не просто, как выклянчить песнею дождь, Имена на дверях перелистывая осторожно, Не заметишь, как на пол гербарием выскользнет вождь. Раздарил всем по сердцу, себе ничего не оставил, Чьи-то звезды вокруг, а мои перекрестки пусты. Вот и кончился бал, я последнее в брюки заправил, Мы поклонникам вместо автографов ставим кресты. Золотая луна цвета спелого, зрелого яда, Как стрелок за окном, целит мне в оловянную грудь. Все года — по домам, провожаю последнего взглядом, Твое вечное, знаю, запомнит и наше чуть-чуть…