Услышав мерный топот, янычары вновь вскинули луки. Но вместо потерявших равнение преследователей на опушку леса выступили павезьеры, несущие тяжелые щиты почти в человеческий рост. За ними, склонив копья, плечом к плечу шли вымуштрованные пехотинцы Яна Жижки. Конные лучники-сербы прикрывали их с флангов, готовые ответить выстрелом на выстрел.

Янычары было попятились, увидев перед собою лес склоненных пик, но быстро остановились. Лесная позиция для них была куда выгоднее, чем холмистая пустошь, простиравшаяся от этого леса и до самого берега. Приказ Баязида сулил большинству из них геройскую смерть. Принять на себя первый натиск, сбить яростный порыв, смешать ряды, а затем, отступая, если будет, кому отступать, завести врага в ждущую его западню. Каждый из янычар, с детских лет выросший близ султана и его дворца, готов был умереть за своего Кормильца. Ритуальные ложки, закрепленные на их белых шапках, служили каждодневным напоминанием о том. [37] И уж конечно, во имя султана они готовы были убивать. Сейчас янычары вернули в саадаки бесполезные в рукопашной луки и потянули из-за пояса ятаганы, взялись за рукояти топоров и шестоперов.

Пехота гяуров неспешно, точно и не атакуя, а просто гуляя в полном вооружении, двигалась вперед. На губах чербаджи [38] Исмаила появилась ликующая ухмылка — как бы ни был хорош строй, никому еще не удавалось сохранить его, когда под ногами путаются корни, в лицо хлещут ветви, а смертоносные пики цепляются за деревья и становятся не столько оружием, сколько обузой. Сейчас, еще немного, еще несколько десятков шагов… Равнение шеренг смещается, и он тут же скомандует начать атаку. Нет еще в землях франков той пехоты, которая смогла бы выдержать свирепый натиск янычарских орт. [39]

Ровные линии баталий под гулкий бой тяжелых барабанов дошли до самой кромки леса.

Тут вдруг барабан смолк, строй остановился, и в тот же миг послышалась нервная барабанная дробь. Ряды пик пришли в движение, павезьеры чуть развернулись, и в промежутки между щитами просунулись жерла ручных мортирок. Залп! Грохот, точно раскат грома, потряс округу. Сербские конные лучники натягивали удила, стараясь удержать испуганных коней. Некоторые, забыв о боли, не чувствуя шпор, в ужасе мчали по полю. Но пехотинцам не было до них дела. Еще один залп.

Чербаджи Исмаил не видел своих людей, но мог поклясться, что среди деревьев эти нелепые изобретения гяуров еще бесполезнее, чем в открытом поле. Возможно, кто-то из янычаров и получил раны. Возможно даже кто-то мчит теперь на встречу с Аллахом, но что это в сравнении с потерей темпа. И этот дым, заволокший всю округу…

Так думал чербаджи Исмаил, поскольку весь подлесок действительно заволокло клубами дыма. И потому старый волк не смог разглядеть, как после первого же выстрела разомкнулись павезьеры в центре баталий и, пригибаясь, скользя по-кошачьи неслышно, вперед устремились несколько сотен головорезов из самых ярых, наводивших ужас на больших дорогах в германских княжествах. Уж чему-чему, а драться в лесу, затянутом туманом, учить их было излишне.

Они возникли, точно выросли из порохового дыма. И начали бить, молча, коротко, не тратя времени на схватку, целя в горло, чтобы, умирая, враг не издал ни единого звука. И как только расправлялись с ближайшими, кто обнаружился по ту сторону дыма, тут же карабкались на деревья, ожидая нового сигнала. И вскоре снова загрохотали барабаны. Баталии двинулись вперед. Чербаджи Исмаил скомандовал атаку. Строй замер в подлеске, ощетинившись пиками, а в спину янычарам, осыпаясь, точно желуди с дубов, снова ударили притаившиеся головорезы.

— Джокер-1, как там обстановка? — звучало в это время на канале закрытой связи.

— У нас на кладбище все спокойно. Схрон оборудовать не успел, так что пришлось спрятаться на дубе. Здесь как раз хорошее дерево попалось. Лет триста, не меньше. Тут среди могилок примерно две орты янычаров в засаде. Я только начал копать, а они сюда примаршировали. Баязид, конечно, ожидает десанта с моря, но, как видишь, решил подстраховаться.

— Ты Лису сообщил? — поинтересовался Дюнуар.

— Конечно. Они уже на подходе. Твой адмирал решил несколько кораблей запустить сразу в порт, чтоб захватить крепость, а остальные — сюда.

— Разумно. Как там с твоего дуба, не видно, не придумал ли Баязид нам еще каких сюрпризов?

— Пока не видно. Все по-прежнему. Он будет заворачивать вас влево, чтоб вы подставили спину под удар с моря.

— Ну, это ему не удастся, сейчас пехота прорвется по центру, а на левом фланге у нас графы де Монвуа и де Маунтвей решили устроить соревнование, кто из них круче. Ну, и с ними там прочие германцы с трансильванцами, которые, соответственно, разделились по командам на красных и синих.

— Лишь бы не заблудились и между собой не передрались.

— Ой, не сглазь. Очень на это надеюсь.

Баязид наблюдал поле боя из шатра, установленного на холме. Он не видел, что происходит в лесу, но звуки боя, доносившиеся оттуда, наполняли сердце его радостью. Стало быть, все идет так, как он задумал. Конечно, жалко терять таких храбрецов, как чербаджи Исмаил и его люди, но теперь хваленый строй наемников, о которых рассказывал и гонец недоброй вести, и его собственные разведчики, конечно, развалится. И как только гяуры начнут преследовать его храбрецов, на фланги их обрушится неудержимый удар тяжелой кавалерии. А янычарские орты по фронту, приняв уже ослабленный удар, сами перейдут в контрнаступление. Вот тогда-то и начнется самое настоящее сражение.