Шрифт:
Все началось в казарме, и именно там надо продолжать расследование, особенно среди ретиариев. Но и у противников Хелидона, хоть они и редко виделись с ним, тоже можно узнать кое-что, во всяком случае, у человека, который в силу своей необычности находится в Лудус Магнус на совершенно особом положении…
— Кастор, — обратился он к секретарю, ожидавшему рядом и любовавшемуся прелестями массажистки. — У меня к тебе поручение.
— Я охотно выполнил бы его, хозяин, — ответил вольноотпущенник, потирая лоб, пока Нефер, закончив работу, с поклоном удалялась, — но, к сожалению, у меня сегодня с утра ужасно болит голова…
— Жаль! — ответил Аврелий. — Ну что же, попрошу кого-нибудь другого. Кто из наших слуг самый привлекательный мужчина? Тулл, наверное…
— Тулл? — рассмеялся александриец. — Ты шутишь, что ли? С его-то физиономией вареной рыбы… А что нужно сделать, хозяин? — поинтересовался вольноотпущенник, взяв губку, смоченную ароматическим маслом, которую Нефер оставила на полке. — Питье, которое назначил врач Гиппарх, поистине чудодейственное. Мне уже лучше! Так что ты говорил, хозяин? — продолжал он, энергично растирая спину патриция.
— Мне нужны сведения о людях, с которыми встречался Хелидон, — объяснил Аврелий. — Среди них одна девушка, которая…
— Нисса! — сразу же догадался Кастор.
— Нет, не она, — огорчил его сенатор. — В театр я сам пойду, чтобы познакомиться с ней. Ты же отправишься в казарму.
— Но там нет женщин! — в недоумении воскликнул вольноотпущенник и тут же снова невероятно изумился: — Не хочешь ли ты сказать, что Ардуина, хозяин… Близко не подойду к этому питону и за все золото в мире!
— А за две монеты? — уточнил Аврелий.
— Это что же, рисковать жизнью, идя на встречу с кровожадной амазонкой, за какие-то жалкие сестерции? Недооцениваешь ты меня, хозяин, а ведь у меня тоже есть самолюбие! — возразил Кастор, притворяясь обиженным.
— Твое самолюбие удовлетворилось бы половиной золотого? — повысил ставку Аврелий.
— Договоримся так — один золотой и два конгия [34] фалернского, не считая расходов, — предложил александриец. — Как можно ухаживать за женщиной с пустыми руками? Что скажут люди, если секретарь могущественного Публия Аврелия Стация будет выглядеть как жалкий попрошайка?
34
Конгий — в Древнем Риме мера жидкостей, равная 3,275 литра.
— Согласен, — ответил сенатор. — Но помни — Ардуина все-таки гладиатор, а не гетера.
— Вот уж поистине свершится чудо, если вернусь живым! — вздохнул грек, ловко пряча в карман чаевые. — А погибну, так смерть моя будет на твоей совести!
В театре Помпея спектакль имел огромный успех.
По окончании пантомимы публика толпилась у выхода, напевая мотивчики, которые музыканты исполняли на авлах и цитрах. Некоторые задерживались у статуй великих актрис — эти статуи Аттик [35] сам лично выбрал для великого Помпея, когда тот решил подарить римлянам первый постоянный театр, и ныне каждый посетитель театра сравнивал мраморные формы прославленных актрис прошлого с фигуркой очаровательной Ниссы — в пользу актрисы, разумеется.
35
Тит Помпоний Аттик (110–32 гг. до н. э.) — римский ученый и эрудит, друг Цицерона и автор многочисленных трактатов по истории Рима.
Далеко ушли те времена, когда появление женщины на сцене вызывало громкий скандал. И хотя ныне актрисы получали огромные деньги, по закону они все еще считались «низкими людьми», как и проститутки. А уж сколько патрициев из старинных родов отдали полученные от предков состояния в ласковые руки актрис мимического театра — не сосчитать!
— Ты уверен, что она согласится принять нас? — волновался Сервилий.
— Конечно, — успокоил его сенатор. — Я отправил ей записку.
— Могу себе представить, сколько таких записок она получает! — вздохнул Сервилий. — В сущности, ей ведь в общем-то ни жарко ни холодно оттого, что ты член курии.
— Не исключено, Тит. Однако мое послание сопровождалось массивным золотым браслетом. Поверь, друг мой, — продолжал Аврелий, — в Риме деньги открывают двери даже во дворец Цезаря. Неужели они не откроют дверь в гримерную какой-то актрисы!
Тит Сервилий в возбуждении следовал за другом, без конца нервно поправляя прядку редких седых волос в тщетной попытке прикрыть начинающуюся лысину.
Тит действительно очень волновался — в этот вечер Нисса поистине превзошла себя. В только что закончившемся спектакле никто не мог с ней сравниться: она воспламеняла публику бесстыдными жестами, чувственными и соблазнительными движениями, доводя ее до крайнего возбуждения.
Несколько раз даже казалось, что распаленные зрители вот-вот устремятся на сцену либо представление остановит какой-нибудь слишком усердный судья-моралист, сочтя его чересчур сладострастным.
— Ах, эта сцена Ареса и Афродиты, только Нисса могла так сыграть! Какое мастерство, какая красота, какой темперамент! Думаешь, если бы я пригласил ее… — рискнул заговорить Сервилий.
— Тебе надо бы посоветоваться с Помпонией, — заметил Аврелий, подчеркнуто изображая равнодушие к вызывающе чувственному искусству актрисы.