Киле Пётр
Шрифт:
Но где? Безмолвна, словно бы во сне, она покоится - цветком ли? Светом, что озаряет тихую долину, как зов таинственный иль вещий знак.
Слышны голоса, явно женские или детские. Аристей озирается с теми же раздумьями:
– Лужайка у ключа и лес по склону, как странно, будто я бывал здесь прежде, когда во сне унесся в некий край, что позже я назвал страною фей и где провел пленительные годы, чтобы найтись на дальнем берегу на третий день спокойно спящим в роще.
Я болен был и в ужасе метался от страха смерти; что со мной случилось, я помнил смутно, в роще над водою проснувшись весел и совсем здоров.
Что если я забрел в места, где феи поныне обитают в самом деле? Чьи это голоса? Синичек, что ли?
В вышине мелькают некие световые образования, то феи гор, вод и цветов.
Фея гор, спускаясь ниже:
– Насторожившись, слушает он нас.
Фея вод рассудительно:
– Когда ему понятен наш язык, из света звон серебряный, беззвучный, так, значит, здесь недаром он явился, и посланы к нему мы, это точно!
Фея цветов, проступающая, как девушка в венке:
– Его прозванье Эхо повторяет, знакомое уж очень: Аристей! Поведаем посланье без затей.
Фея гор:
– Есть в поднебесье дивная страна - средь гор высоких, с озером без дна, как неба голубого синь, поскольку свет сияет из глубин в подземных вазах чрез край в алмазах.
Фея вод:
– Из хаоса и тьмы, как из тюрьмы, возник наш свет чудесный, как взор любви прелестный.
Из хаоса возник сей мир, из света соткан, как эфир.
Фея цветов:
– Что наша жизнь - как тайна света? В его сиянии - всего живого мета, его игра и сон, как темен или светел небосклон.
Здесь тайна света, что, несясь в эфире, творит планеты, все живое в мире.
Фея гор:
– Одна из фей из высших сфер сошла на Землю, как пример всех лучших устремлений из цепи превращений.
Но участь женщин на Земле грустна. Цветут мгновенье, как весна.
Фея вод:
– В глубинах здешних, как в темнице, она покоится в гробнице - из света радужных лучей, как первообраз женщин и детей, сей ипостаси двуединой, в красе и тайне дивной.
Аристей, вслушиваясь настороженно, провисает над ущельем.
Фея цветов в тревоге:
– Что может сделать он, когда и джинн не в силах пробудить в ней жизнь? Скорей погубит - без защиты; ведь даос спит, лианами увитый.
Но сладостна мечта, когда в ней все - любовь и красота.
Один из спутников кричит:
– Эй, эй!
Второй:
– Ну, что случилось?
– Аристей! Завороженный словно, он вступал поверх деревьев склона и сорвался… Хватаясь за верхушки на лету, упал в поток гремящий.
Третий в испуге:
– Что? Ах, Боже!
Второй:
– С такой-то высоты - разбился насмерть. И мы за ним последуем, боюсь, куда же вы?
Быстро темнеет, лишь белые вершины дальних гор сияют, отдавая розовым, как цветы абрикоса и яблони.
2
Нефритовый грот. Аристей, выбравшись из воды, едва отдышавшись, с удивлением озирается.
Аристей в раздумьях:
– Сорвался я с громадной высоты, как снилось мне, бывало, в детстве раннем, когда я подлетал к вершинам гор и на скале отвесном провисал, не в силах более подняться выше…
А спуск еще опасней, да куда? У крыши мира под ногами бездна на сотни верст... Иль я еще лечу, и жизнь моя и сны летят навстречу, и вот сейчас я разобьюсь до смерти.
Аристей с удивлением замечает лучи света, освещающие грот:
– Как угли, разгораясь в куче, камни горят столь ярко, исходя лучами, что грот подобен храму и гробнице.
Сапфиры синевою неба грезят, алмазы, словно озеро без дна, исходят светом из глубин земли…
Опушкой леса - россыпь изумрудов...
Где ж фея, если здесь ее приют?
Духи света в беспокойстве взлетают, как птички, замечая тень мятущегося пришельца. Они узнают Аристея, а он слышит их голоса и видит, словно воочию в небесах представление сказки о фее из страны света, сошедшей на Землю, чтобы внести красоту в мир, погрязший в бесплодной борьбе добра и зла, и она смыкается с его воспоминаниями о матери.
Аристей, словно пробудившись, видит нечто немыслимо чудесное, с сознанием опасности.
В лучах драгоценных камней покоится фея, исчезающе маленькая. Она спит. От нее исходит сияние и благоухание лепестков абрикоса и яблони, то есть изображение, как отражение в зеркале, производит впечатление живого создания.