Так говорил отец Александр, и эти его слова многое объясняют. Мы калеки, инвалиды в нравственном отношении, и никакие внешние перемены ничего не дадут, если у нас нет уважения к свободе и достоинству человека, к чужому мне–нию. А свобода ведь вырастает из духовной глубины человека. Ностальгия по прошлому, считал отец Александр, ни к чему хорошему не приведет. Когда люди теряют духовные ориентиры, они начинают цепляться за прошлое, причем за мифологизированное, придуманное, идеализированное прошлое.

Речь не о том, что надо отказаться от нашего духовного и культурного наследия, — напротив, его надо осваивать и развивать, — речь о том, что из прошлого извлекают традиционалистские стереотипы — фанатизм, замкнутость, шовинизм, ксенофобию, поиск врагов, которые будто бы виноваты во всех наших бедах.

Христианство обращено не в прошлое, а в будущее, и если уж возрождать, то возрождать надо дух Евангелия, дух свободы, любви, терпимости, уважения к личности. Но без шкалы ценностей, без развития в человеке духовного ядра, без следования Христу это невозможно. И если человечество не остановит размывание нравственных принципов, «современная цивилизация может совсем лишиться будущего». Так считал отец Александр. Он был уверен в этом.

Нынешний разгул шовинизма, антисемитизма говорит о глубоком духовном неблагополучии нашего общества. И не только общества, но и Церкви. Отец Александр, разумеется, не мог знать, что его книги будут сжигать по приказу отдельных священников и иерархов вроде екатеринбургского епископа Никона, не мог знать, что клевета будет преследовать его и после смерти, но предположить это он вполне мог, потому что он раньше всех сказал о той духовной болезни, которая затронула и общество и Церковь. Он говорил, конечно, не о всей Церкви, а о клерикальных кругах, о консервативно–традиционалистском крыле Русской Православной Церкви, для которого характерен духовный и культурный нарциссизм — самоупоение, самообожение, идеализация себя и своего прошлого.

Отец Александр предупреждал, что распад многонациональной империи — очень болезненный процесс: «Необходимо решить эту проблему мирным путем. Иначе возьмут верх шовинистические центробежные силы и страна истечет кровью. Пострадает неисчислимое количество ни в чем не повинных людей, пострадает культура, мы все будем отброшены в каменный век». К сожалению, к этому предупреждению не пожелали прислушаться.

Отец Александр верил в победу светлых сил. Его надежды были чисто мистическими. Он говорил: «Я убежден, что силы зла базируются на нашей трусости и тупости, но то, что на протяжении эры беззаконий всегда находились стойкие люди, праведники, мученики… утешает, это залог того, что дух непобедим и черные призраки все равно рассеются рано или поздно». Он называл имена таких людей: архиепископ Лука Войно–Ясенецкий, мать Мария Кузьмина–Караваева, мать Тереза Калькуттская, Андрей Дмитриевич Сахаров.

Отец Александр и сам был таким человеком, и я уверен, что он и дальше будет нашим путеводителем и что с помощью Божией он способен помочь нам выйти из мрака к свету.

Девять лет прошло со дня гибели отца Александра, но он не уходит в прошлое, в забвение, в разряд воспоминаний — и только. Наоборот, его фигура как бы выходит из тумана, начинают проступать ее истинные масштабы. С каждым годом она все более и более возрастает — и это не иллюзия, а простая констатация факта.

Так и бывает всегда со святыми — они становятся всё ближе к нам, всё необходимее, наша связь с ними укрепляется. Мы начинаем понимать, что они пришли на землю не просто так, а что они воздвигнуты Богом для совершения определенной миссии, они посланы ради нас — как пример и образец, как якорь, как скала, на которую можно опереться. Они посланы для укрепления нашей веры, которая колеблется, подобно пламени свечи на ветру, а прочная связь с таким человеком, как отец Александр Мень, делает этот пламень, этот огонь нашей веры ровным и сильным.

Это происходит потому, что отец Александр Мень, как и все великие святые, горел тем светом, который светит во тьме, потому что Сам Христос — Свет от Света, а святые — иконы Христа.

Все, кто знал отца Александра, ощущал это излучение света, духа, культуры, излучение любви. Оно продолжается и сейчас, и это ощущают и те, кто не знал его при жизни.

Ars longa, vita brevis — жизнь коротка, искусство долговечно. А высшее искусство — искусство возвышения человеческого духа, которым владел отец Александр, — оно тем более долговечно, и долговечны его плоды. Они переживут нас и уйдут в грядущие века.

Христианство парадоксально во всех своих проявлениях. Каждая годовщина смерти, тем более насильственной, мученической смерти, печальна. Но вы знаете, что Церковь не просто отмечает дни смерти христианских святых — она их празднует, потому что святой после своей кончины работает рука об руку с Богом и продолжает свою миссию. И мы сегодня празднуем годовщину смерти святого.

Отец Александр Борисов вчера после панихиды на месте гибели отца Александра Меня, у храма на крови, воздвигнутого там, у той тропы в Семхозе, где он упал под ударом топора — или саперной лопатки, — сказал, что есть святые, уже прославленные Церковью, а есть еще не прославленные. Вот отец Александр Мень еще не прославлен, но он все равно святой.