Достоевский, как известно, говорил, что добро со злом борются, а поле битвы — сердце человека. Но человек — не пассивный объект этой борьбы, он в ней участвует, он делает выбор. И отец Александр, разделявший мысль Достоевского, отмечал, что «человек страдает не только от внешних ограничений, от внешних трудностей — он прежде всего испытывает давление изнутри, со стороны своих собственных несовершенств и страстей. Именно поэтому человек может изуродовать и любовь, и любые человеческие отношения, и может извратить смысл самых прекрасных слов и самых высоких представлений, таких, как «свобода», как «равенство», как «братство»». И он добавлял: «…не культура… и не наука сама, как таковая, повинны в том, что происходит, а дух человека».

Творчество, прежде всего художественное творчество, может возвышать человека, возвышать его дух, а может унижать его, может разжигать низменные страсти, вселять отчаянье. Искусство, достойное этого имени, восславляет свободу и призывает милость к падшим, укрепляет душу человека, вселяет веру в его высокое предназначение и в осмысленность жизни, созданной Творцом. Оно знает: «Есть ценностей незыблемая скала».

А есть такое искусство, скажем, постмодернизм, которое релятивирует все ценности и тем самым упраздняет их. При этом оно может быть виртуозным, а авторы людьми одаренными, как, например, Владимир Сорокин или Дмитрий Пригов.

Возьмем стихотворение Пригова:

Не слишком эстетично, я понимаю. Но это принцип: эпатаж входит в условия игры. Можно подумать, что автор продолжает традицию обэриутов, например, Николая Олейникова, но Олейников, когда он писал:

когда он это писал, он имел в виду себя и таких, как он, и действительно сгинул, как тот карась, был уничтожен в подвалах Лубянки. А Пригов играет со смыслами, уравнивая всё со всем. Ему все равно — что солитёр, как он его называет, что «милицанер», что ребенок. Всё уравнено в своем ничтожестве, всё сведено к своей материальности.

Вот еще одно стихотворение того же автора:

Это игра на понижение.

Сравните:

Мандельштам. Я полагаю, вы узнали.

Никакая виртуозность, никакой талант не помогают, когда человека сводят к его физиологическим отправлениям. В этом случае он уже ничем или почти ничем не отличается от животного. На самом деле, как говорил отец Александр, «хотя бы в подсознании у любого человека живет шкала ценностей, которая… определяется его верой». И еще: животному «чуждо понимание разницы между идеалом и реальностью. Человек же, сталкиваясь с бытием, познает в своем внутреннем опыте иной мировой порядок. Этот контраст рождает в нем стремление к истинной жизни. Человек запрограммирован на то, чтобы соединиться со своим Первоисточником. Но это не жесткая программа — для нас остается свобода выбора».

Отец Александр не говорил специально о постмодернизме, но он говорил об опасности того искусства, которое упраздняет духовную вертикаль, порождает «цветы зла». Культура — это интеллектуальная смелость и, одновременно, моральная ответственность, и даже более того — духовная ответственность. По крайней мере она призвана к этому, потому что одно нерасторжимо связано с другим. Я упомянул о постмодернизме потому, что моральная безответственность, к сожалению, свойственна самой культуре, и это симптом духовного неблагополучия. Есть в нашем искусстве вещи и похуже постмодернизма, например, сочинения Мамлеева и Лимонова. Когда отца Александра однажды спросили об этих авторах (а он их читал), он сказал: «…что-то мне не понравилось всё это… Я не думаю, что это останется в истории литературы. Это плесень какая-то».

Свойствен ли искусству демонизм? Безусловно да, потому что художник — чуткий инструмент. Художник — это медиум: он может вступать в контакт с темной духовностью, становиться ее проводником. Отец Александр говорил, что «зло на уровне человека — это нравственное зло», а «на уровне чисто духовном — то, что мы называем демоническим злом». Раскрывая этот тезис, он сказал в одной из своих бесед: «Здесь человек соприкасается с теми таинственными измерениями бытия, в которых тоже происходит какой-то сбой, какой-то дефект. Человек в эти измерения окунается и становится носителем их, инфицируется ими. Отсюда демоническая одержимость людей — носителей зла, людей, зло для которых становится их второй природой, людей, отравленных злом».