Добавлю от себя, что тех, кто был инспиратором убийства отца Александра, тоже терзала зависть к нему — зависть к религиозному гению, непомерно одаренному свыше, и они тоже руководствовались абсурдной логикой: они убедили и себя, и тех, кто принял решение: «Надо убить!» и отдал приказ. Убедили, что они делают благое дело, потому что отец Александр будто бы подтачивает устои Русской Православной Церкви, превращает ее в синагогу, он растлевает наш добрый народ, он представляет смертельную угрозу не только для Церкви, но и для безопасности нашей Державы.

Для этих людей православие — некая «русская религия», по сути дела этническая, точнее, племенная, которую для удобства властей легко превратить в элемент «национальнорелигиозной идеологии». Христианство при этом перестает быть путем спасения, становясь средством для достижения иной, чисто политической цели. Эти люди были полны лютой ненависти к отцу Александру, но камуфлировали эту ненависть квазирациональными соображениями, высшими, якобы, интересами.

Журналист спрашивает отца Александра: «Что порождает абсурдную логику?»

Отец Александр отвечает: «Воля ко злу, направленная в противоположную от Первообраза сторону. Николай Бердяев писал, что иррациональная природа зла не позволяет его до конца рационализировать. Это подобно тому, как нельзя перевести на язык строгой логики хаотический бред душевнобольного».

Это перекликается с другой мыслью отца Александра, вернее, с той же, но выраженной несколько иначе. Он говорил: «Чистая рациональность может стать духовно убийственной» и приводил в качестве примера «Войну с саламандрами» Чапека, где изображена цивилизация, построенная на одном рассудке, и это оказывается смертельно опасным для людей.

Я могу привести и другие примеры, скажем, «1984–й» Оруэлла или «Колыбель для кошки» Воннегута, где великий физик губит мир, потому что ему интересен сам эксперимент. Прототипом, видимо, служил Энрико Ферми, который первым осуществил ядерную реакцию, и когда ему сказали после бомбардировки Хиросимы: «Какая ужасная вещь эта атомная бомба», он ответил: «Да, но какая интересная физика!»

А можно привести в качестве примера не литературное произведение, а, скажем, вполне реальный и обыденный Освенцим, где тоже всё было замечательно продумано и очень рационально устроено, где творческие люди изобрели газ «циклон–В», другие творческие люди придумали, как наиболее эффективно использовать этот газ для быстрого удушения «нелюдей», «унтерменшей», а третьи — как утилизировать трупы: как использовать состриженные волосы для подушек и одеял, как выдирать протезы для выплавки золота, как вытапливать из тел жир для получения мыла.

Эти примеры наводят нас на мысль о том, что творчество не есть нечто однозначно позитивное и, более того, что сфера духа, к которой творчество безусловно принадлежит, амбивалентна. Всё дело в том, на что направлено творчество. Само по себе оно этически нейтрально — как наука, как техника, как культура, базирующиеся на фундаменте творчества. Их можно развернуть в любую сторону — ив созидательную, и в разрушительную. Это зависит только от человека — образа и подобия Божия, от того, куда этот образ и подобие устремит свои способности. В притче о талантах говорится только о позитивных плодах человеческого творчества, потому что именно их Бог ждет от человека. Но мы знаем, что на нынешнем Древе познания добра и зла зреют и такие плоды, которые могут взорвать мир.

Итак, сфера духа амбивалентна. Мы знаем это чисто эмпирически. Мы знаем это из Писания. Если внимательно читать Библию, особенно Новый Завет, это становится совершенно очевидным. Вы помните, как апостолы, когда жители самарянского селения не приняли Христа, сказали: «Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не погублять души человеческие, а спасать» (Лк 9, 54–55).

Апостол Иоанн говорил о «духе истины и духе заблуждения», блаженный Августин — о двух «градах», о двух типах духовности. Отец Александр пишет: «Русские религиозные мыслители Владимир Соловьев, Михаил Тареев, Николай Бердяев, следуя Августину, подчеркивали, что существуют две формы религиозности: «открытая», свободная, человечная и «закрытая», мертвящая, унижающая человека. Вечным примером столкновения между ними является антитеза Евангелия и фарисейства.

Всё это я говорю потому, — продолжает отец Александр, — что не могу разделять взгляда, по которому любая религиозность служит этическому возрождению. Именно против этого взгляда выступал апостол Иоанн, предостерегая: «Не всякому духу верьте.» Он дал и критерий для различения духов, сказав: «Кто говорит: Я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец». В этом апостол был верен Евангелию Христову и пророкам Ветхого Завета, которые провозглашали, что служение истине и Богу невозможно без верности нравственным заветам, данным человеку».

Так вот, творчество, культура, принадлежащие сфере духа, не есть нечто единое, целостное. Они поляризованы. Поляризованы именно потому, что сама сфера духа поляризована. О. Александр говорил, что духовное наследие, которое люди передают друг другу, развивается, и «творчество человечества постоянно идет в двух направлениях, поляризуясь позитивно и негативно. Полярности возрастают и все время противостоят друг другу. Нет прямой эволюции, а есть накопление сил добра и накопление сил зла. И творчество в этом процессе имеет огромное значение…»