Так вот, как пастырь отец Александр выходил далеко за пределы обычной службы в храме и формального требоисполнения. Он трактовал обязанности священника очень широко — как долг вести свою паству в Царство Небесное, во всяком случае — подвести ее к порогу этого Царства. Этой задаче в значительной степени была подчинена вся его деятельность.

К концу 1977 г. отец Александр начал создавать в приходе малые группы (общения). В каждую такую группу входило человек семь–десять, объединенных общей духовной задачей. Целью отца была евангелизация мирян. Группы создавались для изучения Священного Писания, молитвенного общения, совместного участия в литургии и помощи другим (больным, старым, одиноким), которые в ней нуждаются. Мы встречались раз в неделю, конспиративно, на квартире того или иного члена группы, молились, читали и истолковывали определенную главу Библии, писали рефераты. Темы предлагал отец. Были, например, такие: вера и знание; этика веры; обряд и дух; о границах компромисса; родное и вселенское; Церковь: единство в многообразии; наука и вера в истории; пол, любовь, брак; научно–технический прогресс: надежда или опасность; искусство и религия и т. д. Потом, примерно раз в месяц, уже в присутствии отца, мы читали эти рефераты вслух, а он подводил итог, внося ясность в обсуждаемую проблему.

Мы были очень увлечены этими встречами, они были центром нашей жизни. Мы сблизились друг с другом, хотя иногда возникали неожиданные трудности и конфликты. Это было не простым делом. Создание этих групп стало началом кристаллизации того духовного сообщества, которое называлось приходом отца Александра Меня. Многие члены этих общений стали потом известными катехизаторами. Евангелизация мирян, как и рассчитывал отец, вышла за пределы новодеревенского прихода.

Позднее, уже в 1990 г., собрав нас, отец Александр сказал: «До сего дня существует представление о христианстве как только о храмовой религии, где человек принимает пассивное участие в службе. Тенденция психологической инерции и наши сложные общественные условия — они сомкнулись. По сути в Церкви нет общинной жизни. Но Христос основал на Земле вовсе не ритуальную корпорацию для отправления культа — для этого не надо было совершать духовного переворота в истории человечества. Первоначальная община складывалась вокруг таинства, божественного присутствия. Молитва, милосердие и труд — три момента, составляющие церковную жизнь. Помощь всем людям — это абстракция, Реальная помощь может быть лишь в общине, где люди знают друг друга».

А дальше прозвучали такие слова: «Сегодня для нас наступило тяжелое и трагическое время: мы уже не гонимые (для Церкви гонение это норма). Сейчас самый ужасный момент — занавес отдернули и сказали: можете делать что хотите. Есть великий риск обнаружить нашу недееспособность и все человеческие слабости. Не уверен, что у нас найдется многое, что предложить людям. Сейчас для нашей Церкви наступил почти Страшный Суд, и потому мы должны почувствовать свою ответственность». Мне кажется, что эти слова были провидческими.

В конце встречи отец сказал: «Храм — это таинство. Внехрамовая молитва — молитва близких людей. Должна быть одна душа, духовная семья. Семья — не идиллия, а сложная система отношений, но все-таки Церковь — единая семья. Это и укрепляет, и вдохновляет, и учит, и изобличает нашу слепоту и наши немощи. Необходим и новый подход. Раньше у нас было подполье, сейчас — совместная молитва для совместного деяния. Несмотря на все испытания, большая часть прихода устояла и сохранила братство и сплоченность». Основная заслуга в этом принадлежала, конечно, отцу Александру, его многолетнему пастырскому труду.

Один из бывших новодеревенских прихожан, перебежавших в лагерь его врагов, уже после гибели отца обвинил его в том, что он создавал для своих духовных детей некий «иллюзорный контрмир», «альтернативную реальность», укрытие, в котором можно было спрятаться от большого мира. Не хочу называть имя этого человека (я ему в свое время ответил печатно и публично), но вот как раз с реальностью эти утверждения не имеют ничего общего.

Всё обстояло ровно наоборот. Отец осуждал бегство от мира. Он был против замыкания в рамках общины. Он призывал нас к активности и вне прихода, в большом мире. Он говорил, что вера должна реализовываться вовне, выплескиваться в нашу повседневную деятельность. Он говорил, что «христианство — богочеловеческая религия. Значит, активность человека здесь должна быть полной… от нас ждут постоянных и активных усилий. И если человек не входит в этот мир Христов, если он не черпает силу в благодати, он может тысячу раз числиться христианином, католиком, баптистом — и оставаться им только формально. Таких номинальных христиан у нас полно». Не одобрял он и так называемых «воскресных христиан», «которые час–полтора где-то там помлеют в храме, а потом приходят и живут как обыкновенные язычники».

Отец Александр скептически относился и к устаревшим формам монастырской жизни с их отгораживанием от мира. Он полагал, что требованиям нашего времени отвечает монашество в миру. Нас, своих прихожан, он побуждал к творческой работе по преображению мира. Неслучайно вокруг него возникло и заклубилось целое облако талантов — писателей, поэтов, художников, музыкантов.

Он много раз говорил нам, что христианство — это не теплая лежанка, не убежище, не тихая пристань. Это трудная и опасная экспедиция. «Принимая христианство, мы принимаем риск! Риск кризисов, богооставленности, борьбы». Вот он и рисковал и делал это осознанно, шел на риск с открытыми глазами. Он ведь знал, в каком мире и в какой стране он живет: в злом мире, в недоброй стране. Она и сейчас остается недоброй. Обыски, допросы, угрозы, клевету — всё это он принимал без ропота, как должное. И за церковной оградой, и в самой Церкви ему — много лет — давали урок ненависти, а он дал всем урок любви.

Было бы неверно считать, что отец Александр был только пастырем прихожан новодеревенской церкви или даже московской интеллигенции. К нему приезжали за помощью, советом и духовной поддержкой люди со всей страны. Его апостольское служение стало особенно очевидным, когда он вышел с проповедью на центральное телевидение. Я уже говорил и писал, что Александр Мень был духовным лидером России. Такое лидерство кардинально отличается от лидерства политического. Политический лидер думает прежде всего о себе, об укреплении своей власти, о славе, величии и могуществе. Ничего этого у отца Александра не было. Было другое — самопожертвование.

Вслед за Христом он сеял на земле семена Царства Божия. Он говорил, что христианство — это стрела, нацеленная в будущее. Он был из тех святых, кто направлял эту стрелу. Великие святые всегда работают на будущее.

Отец Александр торопился завершить свой пастырский, свой христианский труд: он знал, что времени осталось мало. Мстительная, бессовестная, злая сила не могла простить вестнику Царства его духовного подвига. Убийство было призвано остановить развитие России по пути живого христианства. Затормозить удалось, остановить — нет. Александр Мень и после своей физической смерти приводит людей ко Христу.