Ну и ушел оттуда, сказал, что спать лягу, а про себя подумал — рано или поздно. Поднялся в мою комнатку и стал прикидывать, как мне это дело обделать. Говорю себе: может, сбегать тайком к доктору, рассказать ему о наших проходимцах? Нет, не годится. Он же непременно на меня сошлется, и тогда король с герцогом устроят мне развеселую жизнь. Ладно, а если открыться Мэри Джейн? И это не пойдет. Они по лицу ее все мигом поймут, схапают денежки и удерут, только их и видели. А если она позовет кого-то на помощь, так пока эти люди разберутся, кто прав, кто виноват, успеют половину собак на меня повесить. Нет, выход у меня только один. Надо стибрить деньги, но так, чтобы на меня никто не подумал. Добра моим жуликам тут привалило немало, они не уедут, пока не оберут девушек, да и весь городок, до нитки, так что время у меня есть. Улучу момент, украду деньги, припрячу, а потом, спустившись по реке, напишу Мэри Джейн письмо про то, где они лежат. Хотя нет, думаю, украсть их лучше всего сегодня, потому что доктор, может, еще и не отступился от своего, только вид такой сделал, — а ну как ему все же удастся вытурить отсюда короля с герцогом?

Ну хорошо, думаю, пойду, обыщу их комнаты. В верхнем коридоре было темно, однако комнату герцога я отыскал и стал обшаривать ее на ощупь, но тут сообразил, что король никому такие деньги не доверил бы, он их наверняка у себя припрятал, и потому перешел в его комнату и по ней шарить начал. И вскоре понял, что без свечи мне никак не управиться, а зажигать-то ее нельзя. Ну и надумал поступить иначе, спрятаться здесь и подслушать их разговор. Вдруг слышу, шаги приближаются, и решаю залезть под кровать, да только поди, найди ее в такой темнотище, и тут попадается мне под руку занавеска, которая платья Мэри Джейн прикрывала, и я — скок за нее, зарылся в платья и замер.

Вошли они, дверь затворили, и герцог первым делом наклонился и под кровать заглянул. Уж так я обрадовался, что не нашел ее в темноте. Хотя, оно конечно, если хочешь кого подслушать, так под кроватью тебе самое место и есть. Ну вот, уселись они, и король говорит:

— Так в чем дело? Только давайте покороче, нам лучше скорбеть внизу со всеми прочими, а то они, глядишь, начнут там наши кости перемывать.

— Понимаете, какая штука, Капет, что-то мне не по себе, тревожно как-то. Доктор этот из головы не идет. Вот я и хочу понять, что вы задумали. У меня-то есть одна мысль и, полагаю, правильная.

— Это какая же, герцог?

— А такая, что лучше бы нам часиков около трех ночи смыться отсюда без всякого шума и уйти вниз по реке с тем, что у нас уже имеется. Тем более, что деньги эти мы получили без всякого труда — нам же их отдали, они, можно сказать, сами на наши головы свалились, их даже красть не пришлось. Вот и давайте ноги делать, да поскорее.

Ну, думаю, беда. Час-другой назад все было бы маленько иначе, а тут я до того расстроился, что прямо сердце упало. Однако король говорит:

— Как это? Не распродав все остальное? Сбежать, точно парочка слабоумных, бросив собственность ценой в восемь-девять тысяч долларов, которая только и ждет, чтобы мы ее заграбастали. И какая собственность — у нас ее с руками оторвут.

Герцог забурчал, что хватит с них и мешка с золотом, что он не желает брать еще один грех на душу, лишать сирот всего, что у них есть.

А король отвечает:

— Да о чем вы говорите! Ничего мы их, кроме этих денег, не лишим. Пострадают лишь те, кто купит их собственность, потому как, едва выяснится, что нам она не принадлежала, а это произойдет, едва мы удерем, продажу объявят незаконной и все вернется к девчонкам. Дом эти ваши сиротки уже получили, ну и довольно с них, девушки они молодые, шустрые, как-нибудь найдут, чем заработать на кусок хлеба. Им мы ничем не навредим. Сами подумайте, у них же добра останется на тысячи и тысячи долларов. Господи помилуй, да на что им жаловаться-то будет?

В общем, разбил он герцога по всем статьям, и тот сдался и сказал, будь по вашему, но он все равно считает, что задерживаться здесь — грандиозная глупость, тем более, что доктор их в покое не оставит. А король отвечает:

— Да пошел он, ваш доктор! Какое нам до него дело? Все дураки этого городка горой за нас стоят, так? А дураки везде большинство составляют.

Ну, собрались они вниз спуститься. Но герцог говорит:

— Надо бы нам деньги получше спрятать.

Я обрадовался. Потому как начал уж думать, что ничего для меня полезного я от них не услышу. Король спрашивает:

— Это еще зачем?

— Затем, что Мэри Джейн, того и гляди, траур напялит, так что вы и ахнуть не успеете, как она велит негритянке, которая тут в комнатах прибирается, уложить все ее тряпье в какой-нибудь сундук и убрать подальше — и что, думаете, негритянка, увидев деньги, не сопрет их?

— Вот теперь, герцог, голова у вас опять варить начала, — говорит король и лезет под занавеску футах в двух-трех от меня. Я так и влип в стену, закостенел, хоть меня малость и трясло; стою, гадаю, что они скажут, застукав меня здесь, и стараюсь придумать, как мне тогда выкрутиться. Однако не успел я еще и половинку мысли додумать, а король уже вытащил мешок, так меня и не заметив. Засунули они его в прореху соломенного матраца, который под периной лежал, затолкали в солому на фут-другой и решили, что так оно будет хорошо и надежно, — негритянка же только перину и перетряхивает, а за матрац берется всего раза два в год, значит и деньги в нем целы останутся.

Ну, я на этот счет держался другого мнения. Они еще и до середины лестницы не дошли, как я вытащил мешок, а после взлетел в мою комнатку и спрятал его там, чтобы перепрятать, когда возможность такая представится. И решил, что сделать это лучше где-нибудь вне дома, потому что, хватившись мешка, они весь дом перероют, это я точно знал. Ну а потом лег, не раздеваясь, — заснуть-то я все равно не смог бы, даже если бы захотел, до того мне не терпелось покончить с этим делом. В конце концов, я услышал, как король с герцогом поднимаются по лестнице, скатился с моего тюфяка и высунул голову на мансардную лесенку, чтобы посмотреть, не случится ли чего. Ничего не случилось.