Старуха стояла на ледяной кромке, глотая воздух. Когда Кей со своей добычей оказался рядом, ведьма замычала и, вытянув тощие руки, попыталась вцепиться противнику в горло. Юноша досадливо оттолкнул старую женщину. Та, причитая, рухнула в снег. Кей как ни в чем не бывало запрыгал на одной ноге. Со второй он стащил ботинок и выливал набравшуюся воду, при этом непринужденно поддерживая беседу:

– Чтобы вы не питали иллюзий, моя добрая Миранда… Фрост бы прикончил и вас, и вашего старичка, только он опоздал. Я недавно выбил из него признание. Болван ошивался вокруг аптеки, планируя диверсию, когда рвануло. Скажите спасибо, что мой верный голем бросился в пламя и слегка его притушил, а то взлетело бы на воздух полквартала. Тот, кто это устроил, использовал очень мощную взрывчатку. У вас из знакомых никто не увлекается пиротехникой?

Беседа стала несколько односторонней, потому что старуха молчала и только скребла пальцами лед. Кей выплеснул воду из второго ботинка и закончил:

– Как бы там ни было… Я бы еще задержался и поболтал с вами, но надо срочно доставить находку одному моему другу. Он несомненно придет в восторг…

Сказано это было таким тоном, что не оставалось сомнений – до восторгов названному другу будет очень и очень далеко.

Кей обулся и сунул руку в карман плаща. Оттуда он извлек круглую печатку, испещренную символами старой магии троллей. Взвесив кругляш на ладони, молодой человек взглянул на Миранду:

– Как я и говорил, мне бы следовало вас прикончить. Но делать этого я не буду, ибо не хочу, не желаю, не испытываю соответствующих побуждений. А вот за демона не ручаюсь… – По губам юноши скользнула улыбка, и он негромко добавил: – Не странно ли, что те, кто борется против рабства, охотней всего заводят собственных рабов?

С этими словами Кей разломил печать надвое и швырнул в снег к копытам Фурфура. Затем, взвалив на плечи труп Оскара Расмуссена – а именно это и всплыло в сточном пруду, – молодой человек развернулся и зашагал в метель. Вскоре двойной силуэт исчез за снеговой завесой. Ведьма и демон остались одни у потухшего костерка на затянутом ледяной коростой берегу.

Тянулись минуты. Кружились поредевшие снежинки. Пустырь оставался безлюдным, и потому никто не мог увидеть, как олень медленно подошел к старой женщине и опустился перед ней на колени. Вцепившись в жесткую шерсть на загривке зверя, старуха вскарабкалась ему на спину. Олень встал и побрел прочь, и уже через несколько шагов городская окраина подернулась туманом. Из тумана выступили высокие корабельные сосны. В кронах их жарко сверкало солнце. На коре блестела смола. Под копытами оленя сновали юркие зеленые ящерки, на гранитных валунах рос мох. Громадный олень и сидящая на его спине белокурая девушка уходили по лесной тропе в горы, а на пустыре тело старой колдуньи заносил безразличный снег.

– Собака воет к покойнику, – мрачно сообщил W.

Подвальная кухня в особняке Кея на время превратилась в прозекторскую, а почтеннейший доктор Ломбах – тот самый врач, который лечил Герду, – в патологоанатома. Труп Расмуссена водрузили на железный кухонный стол. Доктор проводил вскрытие, а Кей и Господин W ожидали результатов в коридоре.

W пребывал в отвратительном настроении. Выражалось это в том, что он застрял ровно посреди трансформации. Одного роста и сложения с Кеем, W сошел бы за его брата, кабы не темные волосы по плечи и прищур черных глаз. Владелец дома тоже не выглядел чересчур довольным жизнью и на реплику приятеля откликнулся весьма резко:

– Какая еще собака? Это метель.

– Нет. Собака. Большая. Черная. Идущая по моему следу.

Кей покосился на W и буркнул:

– Что, опять проклятая шизофрения разыгралась?

W пожал плечами:

– Ты-то чего злишься? Это у меня третий полицмейстер за две недели погибает при странных обстоятельствах.

– И над этим стоило бы задуматься…

– Ты на что намекаешь?

Кей крутанулся на каблуках и уставился в лицо собеседнику:

– Я не намекаю. Просто слишком много странных обстоятельств в последнее время. Для начала, твои любимые сопротивленцы взрывают фонтан, причем тут впервые появляются воздушные шары. Затем на тех же шарах нам доставляют останки Вольфенштауэра, который исчез ровно в тот день, когда ты резвился в театре.

– Мы резвились, Кей…

– Хорошо. Мы. Затем ты отправляешься с новым полицмейстером на осмотр Храма, но возвращаешься почему-то один, а к вечеру труп полицмейстера выныривает из городской канализации. С которой ты весьма близко знаком, что и доказал недавно.

– Хочешь сказать, это я с ним расправился? Не смеши.

– Сейчас я тебя еще посмешу. Пять лет назад на воздух взлетела одна аптека, причем в деле были замешаны Крысы – с которыми у тебя самые приятельские отношения. Взрыв был необычайной силы, а твоя любовь к пиротехнике широко известна в узких кругах…

– Какая еще аптека?

– Ею владел некий Шауль Троллерман, тоже, как ни странно, связанный с Сопротивлением. Смешно, правда?

Господин W не смеялся и глаз не отводил:

– Что, думаешь, раскусил меня? И что дальше? Побежишь жаловаться остальным триумвирам?

– Возможно.

– Возможно? Чего ты так взъярился? Даже если бы ты был прав и за всей этой чепухой стоял я, что такого? Мы уже двести лет тут друг над другом подшучиваем.

Кей молчал и смотрел в узкое подвальное оконце – сейчас, впрочем, наглухо заваленное снегом.