Хельмут.

Как у тебя язык повернулся сказать, что дети могли отпугнуть твоих возлюбленных? Если такое возможно, радуйся, что сыновья тебя уберегли от встречи с чудовищем... А если бы все же появился мужчина, который не любит их и лишь сдерживает свою неприязнь, потому что хочет насладиться тобою... И если бы ты приняла его как супруга, я бы собственными руками убил всех мальчиков!

Анна.

Успокойся! Что ты несешь! Ничего подобного не случится. Не говори такие жестокие вещи. Все будет по-другому... Мне, может быть, просто придется снова стоять на уличном перекрестке.

Хельмут.

Этого тоже больше не будет.

Анна.

Но я должна помогать...

Хельмут.

Должна - если нет никого, кто сильнее нуждается в твоей помощи. Ты больше не будешь общаться с теми, кто направляется к шлюхам.

Анна.

Мне кажется, ты говоришь так под воздействием гнева.

Хельмут.

Нет во мне гнева, совсем нет - хотя оснований для него предостаточно... Я уверен, никто из твоих возлюбленных не придет... Все они тебе изменили... Из-за этого я мог бы воспылать гневом, но ничего подобного не случилось... Я понимаю теперь, насколько все они ниже тебя, если ничего в тебе не поняли. Не поняли - твоей нежности, того, как ты раздариваешь себя... Не поняли тебя-мать... Может, я был единственным, кто тебя любил... Но ты должна знать, что я плевать хотел на них всех, на отцов, которые ничего не вложили в своих детей, ничего. Всё в этих мальчиках - от тебя.

Анна.

Ты не должен горячиться.

Хельмут.

Как же иначе, если я хочу высказать то, о чем не могу не думать. Сегодня я наконец выскажу тебе всё, что столь долго обдумывал.

Анна.

Ты меня пугаешь, я вообще больше не понимаю твоих слов. Или ты боишься, что я собираюсь тебя прогнать, и ведешь себя так, чтобы появился повод тайно упрекать в этом себя самого? Я знаю, твоя любовь способна на такое... Но ты ведь меня унижаешь, приписывая мне мелочность.

Хельмут.

Как же неправильно мы понимаем друг друга! Впервые наши слова не устремляются друг другу навстречу. Поверь, так происходит из-за странности этого дня... Почему бы нам не проникнуться его значимостью и не позволить словам изливаться из нас свободно, будто мы и не слышим их. Мне сейчас пришло в голову, что, поступив так, я сделал бы для себя драгоценными ближайшие часы, которые - останься я таким, как всегда - были бы просто невыносимы...

Предположим, что в это мгновение мы не понимаем друг друга; значит, мы должны говорить - дольше, чем говорим обычно... И этот разговор мог бы стать очень ценным, десятикратно или даже стократно возместив все прежние недоразумения и неопределенности.

Анна.

Не понимаю тебя, мой мальчик. Ты говоришь не так, как обычно.

Хельмут.

Предположим, что некая Прекрасная Дама имеет молодого пажа, которого забыли ослепить и кастрировать.

Анна.

К чему ты клонишь? Ты пугаешь меня.

Хельмут.

Предположим, этого в самом деле не сделали... А госпожа его несравненно красива, поверь мне; и могло ведь получиться так, что он служил ей с великой любовью, со временем возросшей до такой степени, что каждому, к кому госпожа проявляла благосклонность, паж желал смерти и прочих бед, а в день, когда сия дама собиралась отпраздновать свадьбу, он потерял разум?

Анна.

Ты это рассказываешь, желая посмеяться надо мной?

Хельмут.

Я не смеюсь. Но позволь задать тебе встречный вопрос: как долго собираешься ты ждать гостей на свадебный пир?

Анна.

Пока не останется двух часов до полуночи.

Хельмут.

Не дольше?

Анна.

Нет, не дольше.

Хельмут.

Это можно было бы квалифицировать как обман.

Анна.

Ну хорошо, до полуночи. Но только, принуждая меня к этому, ты сам готовишь себе неприятность, ибо должен будешь бодрствовать вместе со мною... А это не кончится добром, если ты и дальше будешь говорить в таком тоне.

Хельмут.

Госпожа, я стал дураком - с тех пор как узнал, что вскоре какой-то мужчина будет иметь на меня те же права, что и ты.

Анна.

Фу, какой ты противный!

Хельмут.

Так ты согласна, что правда выглядит мерзко?

Анна.

Да что ты себе позволяешь?! Наглец!

Хельмут.

Я дурак, Госпожа, а это извиняет всё.

Анна.

Тогда я уйду от тебя, и можешь развлекаться с самим собой. (Она берет Руку и Конрада и выходит с ними из комнаты.)

Хельмут.

Она поверит, что я сумасшедший. Да я почти и стал им, я весь дрожу... Не справляюсь с собой... Нет у меня никаких вспомогательных средств, чтобы вынести эти последние часы. Я знаю, что выскочу из себя, если такое состояние продержится еще сколько-то... О Госпожа, что же я делаю с тобой и с собой в моем безумии! (Плачет.)