Фрау Лахман.

Я сделаю всё, чего ты потребуешь.

Лахман (серьезно).

Сегодня мы больше не будем об этом.

Фрау Лахман.

Как хорошо, что теперь и ты наконец устал. (Опускается перед ним на колени.) Я очень тебя люблю!

Лахман.

Не люблю столь помпезных финалов... Сейчас мне хочется спать. (Уходит.)

Фрау Лахман.

О небо... Небо, как мне такое вынести?! (Она захлебывается вдруг хлынувшими слезами.)

Дом Анны. Большая зала. Вечер.

Хельмут (один).

(Играет на флейте и подыгрывает себе на лютне: адажио.)

(Стук в дверь.)

Она опять здесь! (Спешит открыть.)

Ах, любимейшая Госпожа! (Испуганно.) Если глаза меня не обманывают, ты вовсе не рада!

Анна.

Не обманывают, мальчик, - так оно и есть.

Хельмут.

Но разве ты возвращаешься не со -

Анна.

Да, я возвращаюсь со своей свадьбы.

Хельмут.

Что же случилось?

Анна.

То, что всегда случается на свадьбах... Нам нужно срочно кое-что обсудить.

Хельмут.

Срочно?

Анна.

Как можно скорее.

Хельмут.

Ты меня пугаешь.

Анна (сбрасывает плащ и садится.)

Не представляю, с чего начать.

Хельмут.

Значит... речь идет о чем-то печальном?

Анна.

Да, о плохом.

Хельмут.

Твои слова, в самом деле, неутешительны.

Анна.

И все же сегодня тебе придется им подчиниться.

Хельмут.

Боюсь, это закончится для меня полным упадком духа.

Анна.

Разве не ты говорил мне когда-то, что Бог обращает любовь как к достойным, так и к недостойным?

Хельмут.

Что-то подобное - наверное говорил... Я сказал: Он неизменно бродит среди людей, чтобы свидетельствовать о себе своею любовью, потому что, не будь ее, мы бы вообще не нашли оснований для Его бытия.

Анна.

А если бы нашелся человек, который жизнь положил бы на то, чтобы свидетельствовать о такой любви перед теми, кто покажется ему достойным... Тогда все выглядело бы гораздо грубее... Без особой мудрости, на человеческий лад... Но если бы он пытался делать, что в его силах, если бы пытался спасти других от мук и сладострастных удовольствий, до которых они не доросли... В тех случаях, когда кажется, что кто-то нуждается в спасении...

Хельмут.

Ты говоришь о себе.

Анна.

Пусть так... И если бы человек этот занимался блудом, блудил бы со всяким...

Хельмут.

Что ты несешь! Что же ты делала, если такими словами оскверняешь свою любовь! Или ты была публичной девкой, к которой мужчины ходят, только когда чувствуют зуд у себя в промежности?

Анна.

Я не считала себя публичной девкой, однако сегодня убедилась, что это именно так!

Хельмут.

О горе мне, что такое ты говоришь!

Анна.

Мы оба ошиблись в расчетах... А что если человек, который хочет дарить любовь, обращает ее и к недостойным - к тем, кого удовлетворило бы лоно любой шлюхи?

Хельмут (опускаясь перед ней на колени).

Если он делает это с полной самоотверженностью, тогда, клянусь, он есть Бог.

Анна.

Мальчик, ты, движимый любовью ко мне, приносишь ложную клятву.

Хельмут.

Нет, я не лгу!

Анна.

Ты прославляешь шлюх и называешь их Богом!

Хельмут.

Я говорил не о них: они берут деньги, они свое тело продают!

Анна.

А если они берут деньги только потому, что бедны и думают: их любовь заслуживает платы в несколько грошей?

Хельмут.

Ох, ничего такого они не думают. Они не плачут, когда любовник от них уходит, а сразу улыбаются следующему.