Анна.

Может ли быть иначе, если они - шлюхи, если обязаны дарить любовь каждому?

Хельмут.

Ты хочешь меня запутать, пользуясь тем, что я о них почти ничего не знаю. Но в одном я уверен: те, кого я имею в виду, не брали бы денег и не стремились бы попасть в дом терпимости - или, по крайней мере, они ублажали бы и того, у кого денег при себе нет... Ах, я думаю, на самом деле все обстоит по-другому, не так, как мы сейчас говорим... Однако я совершенно запутался, мне нечего больше сказать.

Анна.

А если бы шлюхи не брали денег и не жили в публичных домах - тогда ты бы их уважал?

Хельмут.

Тогда они должны были бы сиять, как солнце, и каждый год рожать по ребеночку иметь налитые груди и смеяться... И их дети тогда умели бы смеяться, и петь, и танцевать. Если бы все это над ними свершилось, тогда оказалось бы, что они - Божьи ангелы, которых люди называют шлюхами просто потому, что других имен для них не осталось... Ото всякой любви бывают дети, но публичные девки не имеют детей: я думаю, они их так или иначе убивают. Стоит какой-то любви начаться, и она уже всегда будет, вновь и вновь, изливаться на детей от этой любви.

Анна.

Какой ты умный!

Хельмут.

Но что тут поделаешь, если тот, кого ты любишь, не дорос до такой любви или не достоин ее!

Анна.

Я понимаю... Я вообще не должна никого искать, а только любить; и моя любовь только тогда сможет остаться при ком-то, когда этот кто-то ответит мне равноценной любовью, - только тогда... Пока этого не произойдет, я буду публичной девкой, а после - стану чьей-то женой.

Я так понимаю: любая девушка, если она порядочная, должна быть шлюхой для всякого, пока не появится тот, кто, познав ее, уже не отпустит от себя. Я знаю: девушки пренебрегают своим долгом, если отказываются заниматься любовью. Поступая так, они проявляют легкомыслие, ибо лишают себя возможности встретить Любящего.

Потому существует так мало браков и так много шлюх, которые занимаются только тем, что удовлетворяют сладострастные желания мужчин, без любви, - хотя по сути такая работа должна была бы исполняться любой девушкой, начинающей ощущать в себе любовное влечение.

Ах, мой мальчик, люди очень часто подавляют в себе любовь, потому что она кажется им тяжелейшей ношей... а оценивается слишком дешево!

Хельмут.

Если бы все жили, как ты и я, жизнь была бы одной нескончаемой свадебной ночью.

Анна.

Теперь я расскажу, что послужило поводом для нашей с тобой беседы. Сегодня мне довелось обнаружить, что господин Лахман - распутник, хоть и обладает бесценной супругой и детками, которых так и хочется расцеловать. Он, однако, не обращает на них внимания, а ищет сближения с другими, более или менее соблазнительными женщинами.

Хельмут.

А жена все-таки его любит?

Анна.

Да, но он этого не приемлет. Для него и моя любовь была ничто. Фрау Лахман же не перестает испытывать на нем свою любовь... Может, я ей немножко помогла, а вовсе не причинила зло, как могло показаться вначале... Я была столь невежлива по отношению к ее супругу, что, еще находясь в его объятиях, всё ему высказала начистоту... Он в ответ заплакал, и я оставила его одного.

Хельмут.

И только поэтому ты хотела обозвать себя шлюхой?

Анна.

Все мое нутро дрожало. Я испугалась, как бы кровь, которую я от него получила, не оказалась дурной.

Хельмут.

Дорогая Госпожа - детки приходят от Бога.

Анна.

Но потом я успокоилась... Я поняла, что должна и дальше растрачивать свою любовь - если только не появится тот, кто захочет взять меня в жены.

Хельмут.

Ты никогда не перестанешь?

Анна.

Я сказала: никогда, если не появится Единственный. Поэтому я решила переменить свою жизнь.

Хельмут.

Что же ты хочешь делать?!

Анна.

Я хочу останавливаться возле поворотов на те пользующиеся дурной славой улицы, где расположены бордели... И когда я увижу, что какой-то молодой человек собирается заглянуть в один из таких домов, чтобы впервые насладиться женщиной, я к нему подойду.