— Мне показалось, что ты была такая печальная у Санитара, когда я пришёл…

— Да, у меня неприятности… — Оля отвела взгляд, добавила: — С родителями и с властями… из-за института… Я советовалась с Санитаром…

— Он что-нибудь посоветовал?

— Как тебе сказать… Разве ты не советовался с ним о том, следует ли тебе поступать в Университет?

— Нет… А почему об этом следует советоваться?

Молодые люди уже давно подошли к автобусной остановке и продолжали разговаривать в ожидании его прибытия. Как раз в это время он подъехал и остановился. Саша почувствовал, разочарование в том, что их разговор должен прерваться.

— Ты придёшь завтра в костёл? — спросил Саша.

— Да.

— Во сколько?

— Я прихожу к одиннадцати, — Оля направилась к передней двери автобуса.

— Почему к одиннадцати? Ведь месса — в двенадцать…

— Я пою в хо-оре… — Оля стала подниматься на первую ступеньку, Саша следом за ней, боясь, чтобы кто-нибудь не влез между ними. — Хочешь, я возьму тебя в хор?

— Да. А никто не будет возражать?

— Не-ет! Наоборот! Там петь некому. — Они поднялись на переднюю площадку. Оля снова взяла Сашу под руку. — Приходи к одиннадцати. Встретимся внизу. А если потеряемся, то поднимайся в хор и спроси Олю Андрюшину, то есть меня…

В автобусе было тесно, и они оказались рядом, плотно прижатыми друг к другу. Оля, будто бы держась за Сашу, слегка обняла его, на что он так и не решился и стоял себе "балбесом" и всё размышлял, имеет ли он право позволить себе влюбляться, тогда как оба они принадлежат экуменическому братству. И поскольку это так, то нужно ли вообще задаваться этим вопросом. Разве он итак не счастлив от одного общения с нею и с Санитаром, который всех их ведёт к лучшей жизни. А ведь, стоит поддаться чувству, и охватит смятение, горячка… Он не сможет себе найти места, как это было с ним, когда он был влюблён в одноклассницу, а затем — в немецкую девочку… А если, вдруг, любовь его окажется безответной? Так, зачем же шагать в эту бездну? Ведь уже случалось ему падать в неё… И вот, он, наконец, нашёл людей, которым удалось вырваться из этой пропасти разочарований и найти совсем иную дорогу — дорогу к духовному совершенству. И поскольку он и Оля, — оба на этой дороге, оба полагаются на Санитара, то не будет ли лучше оставить всё так, как есть… Ведь, в конце концов, не хочет же он с Олей — в постель… Напротив! Если такое бы случилось, то как было бы возможно дальше оставаться у Санитара?..

— Оля, — вдруг обратился Саша к своей спутнице. Она оторвала свой вновь опечаленный взгляд от окна, взглянула на Сашу. И он осознал только сейчас, что Оля на пол головы выше его ростом и, наверное, на несколько лет старше… Действительно, роль "старшей сестры" была ей к лицу.

— Оля, ты доверяешь Санитару? — спросил он, как бы продолжая свою думу.

— Да, конечно… — Она попробовала улыбнуться, но во взгляде у неё, будто бы, промелькнул испуг.

Саше было достаточно этого ответа, чтобы рассеять свои мимолётные сомнения, услышать это косвенное подтверждение своим мыслям. И он внутренне успокоился.

Молодые люди расстались в метро на "Площади Ногина", и всю дорогу домой он вспоминал детали их разговора, и время от времени чувствовал, как лёгкая волна счастья накатывала на его душу. А от мысли, что уже завтра он вновь увидит Ольгу, эта волна превращалась в мощный прилив экстаза. Дойдя до дому, он уже не сомневался, что влюблён.

Яркое солнце, напоминало о не скором приходе весны. На самом деле была ещё самая середина зимы. Дома Саша не мог найти себе места, снял со стены свой "Спутник", и, несмотря на мороз и снег, поехал в сторону Ленинских гор, не обращая внимания на слякоть и грязь растаявшего от дорожной соли снега и — на сигналы автомашин, с опасением объезжавших странного зимнего велосипедиста.

Он проехал мимо своей работы, пересёк Воробьёвское шоссе и стал осторожно спускаться по крутой дороге, ведшей к самой Москва-реке.

На половине спуска из-за отсутствия соли на дороге тормоза оказались бесполезными, и его понесло вниз по льду. Однако, Саша не испугался и продолжал выруливать, и время от времени отпускал тормоза, давая провернуться колёсам, чтобы удержать равновесие и не упасть.

Он так сильно разогнался, что спровоцировать падение с целью остановиться, было бы уже безумием, хотя лететь дальше, вниз, было безумием ещё большим. И, тем не менее, в каком-то слепом восторге, он нёсся вниз, смутно надеясь лишь на то, чтобы на нижней дороге, на которую он должен был вылететь пулей, не оказалось бы случайной машины или людей.

Когда он выехал на это место — открытый пешеходный переход между станцией метро "Ленинские Горы" и обзорным эскалатором — скорость была такой, что он уже не смел прикоснуться к тормозам. В противном случае падение было бы неизбежным и, скорее всего — смертельным. К его счастью никакой машины в этом месте не оказалось, да и не могло быть из-за льда, покрывавшего асфальт. В этой "зоне отдыха" даже летом редко проезжал транспорт. Однако несколько человек неспешно переходили дорогу. И Сашка, увидев их, протяжно заорал: "А-а-а!", И этот крик спас от неминуемого увечья кого-то из двух иностранных туристов, с фотоаппаратами на шеях, едва успевших отпрянуть в разные стороны и проводить взглядом безумца…

А он всё летел вниз… И зачем-то ещё раз повторил свой крик… Дорога несколько поднялась и выровнялась за оставшимся сзади переходом, благодаря чему скорость чуть-чуть упала, но теперь вновь пошла под уклон. Сколько раз "пролетал" точно таким же способом по ней Сашка! Он знал каждый её изгиб! Но то было летом…. А сейчас… Что ждало его дальше?

Юноша знал, что внизу дорога разветвляется: правая часть пойдёт дальше, где упрётся в набережную реки; а левое ответвление уйдёт в тупиковую поляну, наверняка, заснеженную. И нужно было бы свернуть влево, хотя на такой бешеной скорости даже летом это трудно было сделать. И вот — миг спустя — он уже на этом месте. Но никакого разветвления нет! Левый проход к поляне завален сугробом! И нет выбора!: он несётся дальше, к набережной! А там — впереди — он с ужасом видит это только сейчас — вместо дороги, вместо набережной — нагромождение льда — огромные угловатые глыбы!