На центральной площади поселка, где останавливалась маршрутка, было многолюдно. Там всегда шла бойкая торговля натуральными продуктами, но на этот раз, в воскресенье, казалось, все ярвинцы столпились у базарных рядов. Местные жители оживленно переговаривались, а заметив, что Лера направляется к ним, как-то разом примолкли, настороженно косясь в ее сторону. Одна из женщин в ярком летнем платье отделилась от группы, быстрым шагом подошла к какому-то мужчине и принялась что-то энергично говорить, активно жестикулируя. Мужчина слушал молча, слегка наклонив голову, исподлобья посматривая на Леру. И ей стало неуютно под этим цепким взглядом.

Выглядел он типично для здешних мест. Неопределенного возраста, с загорелым обветренным лицом, какие бывают у рыбаков, большую часть времени проводящих на свежем воздухе. А рыбалкой в поселке увлекалось практически все мужское поголовье, благо рядом были и река, и озеро. Заметив, что Лера смотрит в их сторону, он полез в карман защитной куртки, вытащил сигареты и закурил, отвернувшись. Женщина тем временем продолжала говорить, но уже без первоначального напора.

«Чем же это может быть вызвано?» – думала Лера с некоторым недоумением, сворачивая от площади. Она надеялась купить свежих овощей, поскольку после нескольких дней ее отсутствия вряд ли в доме остались нормальные продукты. Но решиться пройти под этими заинтересованными, напряженными взглядами не смогла. Она всегда была трусихой. «Что же я сделала? Как-то неправильно себя повела, что ли? Вроде бы жили нормально, никто с претензиями не приходил, да и неприязни особенной к себе я не замечала…»

Одна знакомая, узнав о переезде в поселок, сказала как-то, что все деревенские заведомо не любят городских и поэтому надо быть готовой к немотивированной ненависти или даже агрессивным действиям. Наверное, дело именно в этом…

Лере не хотелось уезжать отсюда. Впервые в жизни она чувствовала себя на своем месте. Но сражаться с кем бы то ни было – не в ее стиле. Она никогда ни с кем и ни за что не боролась.

По отношению к жизненным трудностям люди чаще всего делятся на две категории: одни от них закаляются, другие ломаются. Но еще есть процент, и немалый, тех, кто пытается любым способом их избежать. Это было как раз про нее.

Когда она сталкивалась в своей жизни с чем-то, на ее взгляд, непреодолимым, то попросту убегала. Словно можно было спрятаться в какой-то другой жизни, где этих самых проклятых трудностей не водилось вовсе.

Она делала так не раз.

Однажды она сбежала очень далеко. И затаилась. Как оказалось, на время. Проблемы не исчезли, они терпеливо поджидали ее в том самом месте, где она их оставила. Лера так и не сумела с ними справиться. Но появился мужчина и помог их решить. Потом он стал мужем, и дальше сложности начались уже с ним. Если кто-то решает проблемы за тебя, рано или поздно он примется контролировать всю твою жизнь. А это создаст, в свою очередь, новую проблему. Получается замкнутый круг. До тех пор пока не научишься сам справляться со всеми сложностями, не сможешь жить по-настоящему. Она наконец-то поняла это. Но оттягивала, как могла, момент окончательного объяснения с неизбежным принятием решения. Кардинальных изменений ей пока не хотелось. Она боялась признаться, что необходимость в них уже назрела, надеясь, что все произойдет само собой. Подобно зайцу, убегающему от опасности, ей сейчас приходилось путать следы, чтобы перехитрить охотника. Она надеялась, что скоро окажется готовой к переменам. Скоро, но не сейчас…

За оврагом, поросшим молодыми соснами, показался дом. Хорошо еще, что владения ее находятся на отшибе и любителей зайти в гости по-соседски не наблюдается. Окна светились на солнце, и у Леры сразу поднялось настроение.

Когда она приехала сюда в конце октября, дом был полностью запущен, и пробираясь через остатки буйной растительности, она впервые со времен своего детства увидела его другими глазами. Он выглядел совершенно потерянным, словно заблудился в лесу. Одинокий и сиротливый, укоризненно смотрел пустыми пыльными окнами.

«Я обязательно наведу здесь порядок!» – пообещала Лера, как будто дом мог ее услышать.

Он пережил многое, но перед ее вероломством оказался бессилен. Дед очень любил это место, и дом служил ему верой и правдой много лет; бабушка тоже его не забывала, и лишь она, Лера, наплевательски отнеслась к родовому гнезду. А ведь она родилась именно здесь, а не в больнице, как подавляющее большинство младенцев. Теперь дом доверили ей, а она…

Тогда, в конце октября, тоже выглянуло солнце, чтобы она хорошенько рассмотрела, до какого состояния довела и дом, и участок. Смущенная немым укором, долго не решалась она войти внутрь. На веранде и в комнатах пахло запустением. Яркий солнечный свет, ворвавшийся внутрь вместе с ветерком, высветил скопления пыли, и та испуганно закружилась в пространстве, вовлекая в хоровод давно умерших мошек, мух и каких-то еще неопознанных насекомых.

Лера возилась несколько дней. Скупила все моющие средства в округе и мыла, терла, чистила и скребла до тех пор, пока не падала от усталости. Ей хотелось отдраить все до блеска, словно тем самым можно было вымолить прощение за столь долгое отсутствие.

Именно в те дни она решила, что останется здесь. Будет обживать свой дом терпеливо, неторопливо, долго. Ведь ее место именно здесь. Почему она не поняла этого раньше? Металась туда-сюда, подгоняемая страхом, надеждой и нетерпением. Хватит. Главное, дом принял ее, несмотря на предательство, – она это чувствовала.

Теперь, полгода спустя, дом уже не выглядел одиноким. Но за те несколько дней, что она провела в городе, вымахали лопухи и крапива. И когда только успели отвоевать себе почти все пространство? Сорняки хищно покачивались под нежным майским ветерком, самодовольные и наглые, и уже считали себя победителями. У них не оставалось сомнений, что скоро все вокруг будет принадлежать им.

Глядя на это нахальное растительное буйство, Лера решила, что завтра же его изничтожит и посадит какие-нибудь цветы. Здесь всегда росли цветы. До нее. И она не должна нарушать традицию, не важно – нравится это лично ей или нет.

Она расположилась на веранде, глядя на старые сосны и любимую лиственницу, невесть как возникшую на участке. Та недавно опушилась новой хвоей и стояла такая нарядная и чистая под ясным весенним небом, что голова кружилась от такой красоты.

До чего же здесь хорошо! Нет, она не станет ждать до завтра, сегодня же расправится с этими лопухами. Почему-то именно лопухи раздражали ее больше всего, даже не вездесущая сныть или крапива, нет – лопухи казались главными врагами. И хотелось немедленно с ними покончить.

В сарае среди инструментов Лера нашла что-то подходящее для грядущей битвы и сразу принялась за дело. «Надо успеть, – сосредоточенно думала она, – пока они не превратились в гигантские заросли».

В пылу борьбы с дикой растительностью она не заметила, как у калитки появился человек. Он некоторое время стоял, молча наблюдая за сражением, и лишь затем заговорил.

Разгоряченная, Лера не сразу его услышала.

– Вы здесь новая хозяйка?

Она повернула голову на голос.

Тот самый мужчина, с площади. Местный рыбак. Пока она шла к калитке, он молча рассматривал ее, и она никак не могла понять выражение его лица. Эта неопределенность взгляда сбивала с толку.

– Вы новая хозяйка?

– Я старая хозяйка!

– И как давно живете?

– Где? На свете – больше тридцати лет. Спрашивайте, не стесняйтесь. Мне всю биографию рассказать или только отдельные места?

– Какую надо – такую и расскажете. И нечего грубить представителям власти.

– А вы что за власть?

– Ваш участковый. Василий Петрович Рядовой. Вот документы. – Он полез в необъятный карман куртки и выудил оттуда нечто, больше смахивающее на замусоленную сигаретную пачку, чем на удостоверение. Это и в самом деле оказался какой-то документ, и мужчина для убедительности помахал им в раскрытом виде, а затем опять спрятал в карман. – Вы владелица? – приступил он к допросу по новой.

– Говорите уж сразу, что вам нужно, – хмуро сказала Лера. – Какие ко мне претензии?

– Никаких претензий нет.

– Я пойду, если нет.

– Подождите. Я пришел не просто так с вами поболтать.

– Поняла, видела же, как на меня косились на площади словно на врага.

– Больно все умные стали. Детективов начитаются и думают, что сами всё знают наперед. Пришел – значит надо. Документы на дом можно посмотреть?

– Ну что вы все ходите вокруг да около? Хорошо, пойдемте, покажу вам документы.

Лера оставила его на веранде, а сама принесла из дома бумаги.

– Вот, держите, по-моему, здесь все, что нужно. И паспорт.

Участковый внимательно и неторопливо рассмотрел каждую бумажку, а затем аккуратно сложил все на столе.

– Значит, вы, Белозерова Валерия Павловна, владеете домом давно. А проживаете постоянно с какого времени?

– Полгода. Это частное владение. Проживаю, нет – какая разница? Мое право. – Лера начала злиться. Вот ведь привязался, а ничего конкретного не говорит. Ну что за манера у них такая?

– Почему… – начал было представитель власти, но снова нахмурился.

Он сидел, сощурив глаза, и смотрел куда-то ей за спину. И Лере стало не по себе, как там, на площади. По выражению лица сложно было понять, в каком направлении потекли мысли участкового.

– Эй, вы где? – решилась она на вопрос и даже помахала рукой перед его лицом. – Что-то случилось?

– Что? – Он, похоже, пришел в себя и посмотрел на нее уже не таким суровым взглядом. – У вас глаза в точности как у доктора.

– Какого еще доктора?

– Жил здесь давно. В этом самом доме. Можно? – спросил он, доставая из кармана пачку сигарет, похожую на только что показанное удостоверение. Закурив, помолчал. – Не знаю, доктор он был или нет, но лечиться все к нему бегали. У нас ведь ни больницы, ни поликлиники. Да что там – даже пункта первой помощи нет. А раньше и подавно – за двадцать километров надо было ехать. А доктор этот, он всех лечил, никому не отказывал. Хоть и побаивались его, но все равно бежали, если что случалось.

– А боялись-то почему? Он что, такой страшный был?

– Непонятный. Какой-то… другой… даже не знаю, как сказать. Привычка смотреть у него была… особенная. Как будто насквозь видел, до самых внутренностей. И лечил как-то чудно, не как все. Не по науке. Про него много разного в поселке говорили… Так он ваш родственник?

– Это дом моего деда. Он врачом был. И работал в научном институте. Так что его методы, наверное, были правильными.

– А вы тоже по медицинской части? Нам бы не помешало в поселке.

– Я работаю в издательстве.

– Книжки пишете?

– Читаю.

– И ездите в город на работу?

– Все, что нужно, я могу и тут сделать и отослать по электронной почте. Езжу, когда возникает необходимость.

– В последний раз когда были в городе? – как бы между делом поинтересовался участковый.

– Вы как Глеб Жеглов. Вначале зубы мне заговорили, а теперь приступили к главному, – улыбнулась Лера. Этот человек начинал ей нравиться.

– Я же говорю – детективов насмотрелись. Так когда?

– Сегодня. В воскресенье. Вы же видели, как я приехала.

– А вчера?

– Уехала в четверг.

– То есть с утра четверга до вечера воскресенья вас здесь не было?

– Именно так.

– А гости к вам часто приезжают? Ну там пикники-шашлыки всякие…

– Это не ко мне, а на турбазу. У них – сплошные гулянья. А у меня обычно тихо.

– Так приезжают к вам или нет, я что-то не понял?

– Иногда заглядывают.

– Вы договариваетесь заранее или так являются, под настроение?

– Кто же потащится без звонка – вдруг меня дома нет? Однажды приехали наобум – просидели до вечера во дворе, больше не рискуют.

– В субботу никто не собирался приехать?

– Нет.

– Может, вы забыли о договоренности?

– Я еще в ясной памяти.

– А мог кто-нибудь без предупреждения явиться?

– Маловероятно.

Он снова полез в свой безразмерный карман, на этот раз за фотографиями.

– Посмотрите, знаете эту женщину?

Лера взглянула на снятое крупным планом лицо. Напряженно-озабоченное. Что-то с ним было не так, с этим лицом. И лишь спустя какое-то время она догадалась, что это изображение умершего человека. Женщины уже не было среди живых, но возникало ощущение, что она все еще пытается из последних сил то ли сделать, то ли сказать что-то важное. Женщина Лере была незнакома, но что-то смутное маячило на самом краешке памяти…

– А что случилось? – Она протянула фотографии участковому, но, передумав, снова принялась их разглядывать. Что-то не давало ей покоя.

– Так вы ее знаете, – сделал свои выводы представитель власти. – Значит, она к вам приезжала?

– Нет, мы незнакомы.

– Черт! – вырвалось у мужчины, и он характерно рубанул воздух рукой, выражая крайнюю степень неудовлетворенности ответом. – Все в поселке считали, что к вам.

– Так вот почему они обозлились. Понятно… Может, она на турбазу ехала? И что же с ней все-таки случилось?

– Ее нашли там, – он махнул рукой в сторону леса. – Ваш дом ближе всех стоит. Где старый дот, знаете?

– Дот? – повторила Лера, сдерживая волнение. Еще бы ей не знать.

Остатки знаменитой линии Маннергейма проходили неподалеку, это была своего рода местная достопримечательность. Ее излазили вдоль и поперек следопыты, да и другой народ приезжал поглазеть. Но то, что именно данный дот был не простым, а с секретом, – об этом было известно немногим. Можно сказать, единицам. Лере да еще паре человек. Интересно, знает ли что-нибудь о доте представитель власти со смешной фамилией Рядовой?

Видимо, ее замешательство не ускользнуло от участкового.

– Вы вспомнили что-то? – Только что это был добродушный недотепа и вдруг – на тебе, прямо хищник, почуявший добычу.

– Нет, просто… подумала… Ее убили?

– Ведется следствие. Турбазу проверили. А о чем вы подумали?

– Эта женщина… у нее такое лицо… знакомое… похожа на кого-то… – Лера даже закрыла глаза, чтобы отрешиться от суеты. – Не помню.

– Если вспомните, позвоните. Вот. – Он снова проделал манипуляции с карманом и выудил некое подобие визитки. Именно подобие, потому что отпечатана она была на простеньком принтере, да и бумага оказалась явно тоньше, чем нужно.

Лера пробежала глазами текст и улыбнулась:

– А вы не участковый. Здесь написано…

– Я и тот и этот.

– Так не бывает.

– У нас все бывает.

– Договорились, капитан Рядовой, позвоню.

Он зыркнул на нее, но промолчал. Лера догадалась, что фамилию свою капитан недолюбливает – видимо, многие отпускали шуточки по поводу. И от нее он ожидал чего-то подобного. И заранее готовился к отпору.

Василий Петрович ушел крайне недовольный собой. Совсем не так собирался он разговаривать. Но с самого начала все пошло наперекосяк. И она явно темнит, ох явно… У него было чутье на подтексты, и обычно ему удавалось вытрясти все, что человек говорить не собирался. Но чертова девка пыталась умничать, а этого он не любил. «Но ничего, – думал капитан, – изображай кого хочешь, разберемся. Если бы не фокус с глазами… Тьфу, зараза…» Теперь ему стало стыдно за себя, а тогда… Он никак не мог сообразить, как же с ним такое приключилось. Он, взрослый, уверенный в себе мужик, сверяя личность, привычно смотрел в переносицу. Азы идентификации: от переносицы во все стороны, по глазам, носу, бровям. И вдруг – почувствовал себя едва ли не девятилетним мальчишкой. Потому что увидел глаза доктора.

Доктор Варакин жил в поселке задолго до его, Василия Петровича, рождения. И говорили про него всякое. К девяти годам он успел наслушаться небылиц про доктора и не знал, верить им или нет. «Вот если бы я сам увидел, – думал он, – то сразу бы понял…» Но и после знаменательного знакомства он так и не смог разобраться, что же за человек такой – доктор.

Капитан и не подозревал, что помнит об этом так хорошо. Все было давно…

Он много повидал, работая в милиции, был опером, хорошим опером, как говорили. Ему нравилась работа, несмотря на маленькую зарплату, бытовые неудобства и уход жены. Он пережил его тяжело, но из профессии не ушел.

Во всем, что случилось с ним потом, отчасти был виноват доктор. Василий Петрович призвал бы его к ответу, если б смог. Но пределы досягаемости ограничены даже у представителей милиции. Над другими мирами у них власти нет.

В девять лет Вася впервые близко увидел этого непонятного человека. Мать послала его за доктором, чтобы утихомирить разбушевавшегося отца. У главы семейства нрав был крутой и по трезвости, а уж в подпитии он принимался крушить все, что попадалось на пути. Трое мужиков не могли удержать его – через несколько минут борьбы валились на землю с разной степенью увечий, хотя отец и не отличался богатырским сложением. Так, обычного вида был мужичок. Но стоило ему выпить… В него вселялась какая-то сила, и сладить с ней не было никакой возможности. Говорили, это чухонское наследство, «берсерк». Мальчишку непонятное слово пугало и завораживало одновременно. Взрослые, к которым он приставал с вопросами, только отмахивались. Мать, завидев идущего навеселе мужа, старалась спрятать детей подальше от его неудержимого гнева.

Тот день, второе мая, Вася запомнил на всю жизнь. Они с мальчишками играли возле старого дота, не решаясь забраться внутрь. Войти туда приравнивалось к подвигу. Приятели рассказывали друг другу страшные истории о том, что в доте живут призраки погибших финнов и по ночам доктор общается с этими призраками, отчего внутри стоит невыразимый вой. Кто-то вроде видел это собственными глазами. Самый старший, забияка Вовка Семенов, смеялся над малолетками, говоря, что все это «фигня». И заявил, что полезет в дот с кем-нибудь проверить эти сказки. Они так и не смогли выбрать жертву, потому полезли гурьбой.

Внутри было темно и страшно. Семенов как раз посмеивался над ними, сплевывая на пол, когда они услышали « это ». Что это был за звук, никто из них так и не смог определить. Но он был жуткий, нечеловеческий, то ли стон, то ли плач, то ли вой, сопровождаемый еле слышным скрежетом. И приближался откуда-то из подземелья. Опрометью вылетели они из дота, набив себе шишек по дороге, и храбрый Семенов несся впереди всех.

Отбежав на безопасное расстояние от страшного места, они принялись доказывать друг другу, что и не испугались вовсе, а так…

Потом мальчишки вернулись к излюбленному занятию – подглядывать за доктором сквозь щель в заборе. Там, во дворе, было много чего-то такого, ужасно любопытного и непонятного. Например, ветряки. Зачем они нужны доктору, эти разных конструкций ветряки, было неясно. Говорили, для электричества. Но зачем ему свое электричество, если оно и так есть в каждом доме, – оставалось загадкой. Подглядывать за доктором тоже считалось у них делом опасным, потому что, как неоднократно слышали они, тот мог видеть даже сквозь стены. А уж забор для него – ерунда.

Доктора во дворе не было. Им быстро наскучило глядеть на вертящиеся лопасти, и они разошлись по домам. Да и день шел к вечеру.

Не успели Вася с матерью поужинать, как калитка распахнулась и во двор со страшным ревом ворвался отец. Он волок за волосы Ленку, Васину старшую сестру, и та уже не просто кричала, а прямо заходилась в вое. Мать кинулась к ним, но отец отшвырнул ее с дороги, словно пушинку, и продолжал тащить дочь к сараю, где у него хранились рыболовные снасти. Мать поднялась и побежала следом. Отец хлестал дочь, выкрикивая что-то нечленораздельное, мать отчаянно кидалась к ним, но каждый раз отлетала в сторону. Вася пытался помочь, но куда им было противостоять страшной силе «берсерка». Через некоторое время приковылял запыхавшийся и прихрамывающий одноклассник Лены. Он-то и помог хоть как-то прояснить картину случившегося.