Ответ он узнал спустя несколько минут, когда загромыхали под ударами тяжелые ворота.

– Отнеси ее в капеллу, - приказал мужчине.

О чем говорили и о чем договорились ее друзья с ее врагами, она не знала. Спрятавшись, съежившись в торце длинной, темного дерева, церковной скамьи, она тряслась от холода и страха. Когда вернулся отец Бертран, долго не желала выходить. Он силой вытянул ее из угла.

– Посмотри на меня, дитя!
– приказал.

Долго всматривался в ее цвета болотной топи глаза. Вздохнул.

– Как тебя звать?
– спросил.

– Жиббо, - удивленно ответила она.

– Каким именем крещена?
– спросил сурово.

Она молчала.

– Я Жиббо, - повторила.

Он еще раз вздохнул. Усадил ее на скамью, оставил в темноте.

Вернулся, принес соломы, бросил в угол.

– Ложись спать, - сказал.
– Утро вечера мудренее.

*

Потом ее крестили. Имя не прижилось, девочку все по-прежнему звали Жиббо. Ее отмыли, оставили при доме. Поручали ей не самую простую работу. Но она не жаловалась, не роптала. Работала, как могла.

Отец Бертран подзывал ее иногда, брал за руку, приводил в церковь. Долго расспрашивал, о чем она думает и что чувствует. Вздыхал теперь редко.

Однажды она, осмелев, спросила:

– Мама когда-нибудь вернется?

Он покачал головой:

– Нет. Не жди.

Она всегда знала, что с ней что-то не так. Она чувствовала приближение горестей, видела знак смерти над головами обреченных. Однажды спасла хозяйского сына, за мгновение до обрушения вытянув его из-под навеса, под которым висели туши только освежеванных животных. Охота была особенно удачной, дичи было побито много. Балки не выдержали.

Второй раз - не спасла. Знала, чувствовала, что случится несчастье, но не поверила, не доверилась своим ощущениям. Да и что она могла? Разве господ остановишь предчувствиями сумасшедшей девчонки?

В тот день молодого господина на охоте задавил его собственный конь.

Когда в замке родился его теперешний хозяин, Жиббо уже жила отдельно - в небольшом, укрытом от глаз чужаков, доме в лесу. Жить рядом с людьми она больше не хотела.

Ходила через лес к знахарке, что жила у самой реки, училась распознавать травы. Вспоминала, чему учила ее мать. Что-то вспоминалось, что-то чувствовала интуитивно. С каждым днем все больше, все лучше.

Деревенские прибегали к ней теперь при всякой нужде. Просачивались, продирались сквозь осиновые заросли, протискивались по тонким, как нити, едва заметным тропинкам.

Когда в замке кто-то болел, ее тоже звали.

Перье, тогда еще молодой и красивый, строил глазки и даже однажды позвал замуж. Она расхохоталась. Отказала.

– Ведьмы замуж не ходят, - ответила.

Он не отступался, приходил к ней сам.

Потом перестал ходить. А через восемь месяцев у нее родилась дочь. Тоже Жиббо.

*

– У тебя есть дочь?
– спросила Клементина, когда Жиббо замолчала.

– Была.

Она посмотрела на Клементину сухими воспаленными глазами.

– Красавица и умница была. Вздернули ее на суку драгуны в страшном тридцать шестом. Тогда тоже много солдат в этом краю было. От всех не спрячешься. Пошла она травы собирать на болота, да и не вернулась больше. А я все видела. Лежала в доме больная и видела. Все перед моими глазами прошло.
– Она засмеялась нехорошим, тяжелым смехом.
– Ни один, что был там, когда вешали мою девочку, ни один домой не вернулся. Все тут остались.

Взглянула внимательно на побелевшие губы Клементины.

– Вижу, ты поступила бы так же.

– Да, - ответила та твердо, - если бы хватило сил и умения.

– Тебе бы - хватило. И хватит.

– Хватит? Что-то случится с моей дочерью?
– поймала Клементина старуху за руку.

– Нет, с ней все будет в порядке. Но тебе самой понадобятся силы.

Посмотрела на молодую женщину внимательно.