Шли дни. Клементина, наконец, окончательно оправившись от перенесенных испытаний, вернулась к счетам и книгам, чем привела в полное отчаянье Перье. Цифры занимали ее разум и не возмущали душу.

Клементина сверяла прошлогодние записи с записями более свежими, тщательно их анализировала. Управляющий всякий раз огорченно качал головой, но, не осмеливаясь перечить, подробнейшим образом отвечал на вопросы хозяйки.

Когда книги расходов и приходов были изучены от корки до корки, Клементина подумала, что пора вернуться к чтению литературы иной.

Она полистала одну новеллу, другую, поняла: все эти романы и поэмы о любви между пастушками и ветреными их любовниками вновь развлекают ее. Тогда и вспомнила она о книге, чтение которой прервалось тем трагическим путешествием домой. Роман Оноре д'Юрфе "Астрея", который Клементина едва ли прочла тогда до половины, пролежал в ее комнате, рядом с ее постелью все то время, что она была больна.

Теперь, решив вернуться к роману снова, она взяла книгу в руки. Когда из нее выпал сложенный вчетверо листок, Клементина отчего-то вздрогнула, долго смотрела в смущении на валяющийся на полу белый прямоугольник, не решаясь поднять его и заглянуть внутрь.

Потом все-таки развернула листок. Прочла странное:

"Ц.Б.
– 1 уровень, лицом строго на запад, на высоте глаз, чуть выступающий камень. Нажать и повернуть по часовой стрелке.

Библиотека, греки, Платон. На стену за ним - до щелчка. Чтобы закрыть - повторить. Изнутри то же, что Ц.Б.

Ниже было написано: Надеюсь на вашу память. М."

Позвала Терезу. Спросила строго:

– Что это за листок?

Та долго молчала, соображала. Потом, вспомнив, заломила руки:

– Простите, госпожа! Это граф де Мориньер, уезжая, просил передать вам лично в руки. Но вы были в таком состоянии! Я положила письмо в книгу, чтобы не потерять. Да и запамятовала. Простите!

Клементина отпустила ее. Села на кровать, долго смотрела на ровные буквы, на изящную М в конце.

"Надеюсь на вашу память" - что это?

Мориньер хотел, чтобы она что-то вспомнила? Не забыла? Что?

Стала вспоминать. Прогулку, развалины, ход.

Его руки, голос. "Человек достоин сочувствия".

Библиотека. Что там в библиотеке?

Засунула записку за корсаж. Она жгла ей кожу. Достала, снова перечитала. Не выдержала, отправилась в библиотеку, нашла полку с Платоном.

Достала один том, другой. Положила на пол, к ногам. Присела, открыла, полистала. Несколько томов на латыни. Вздохнула - с латынью она не дружила. Впрочем, теперь это было неважно. Поднялась, заглянула вглубь полки. Внешне - ничего необычного. Дотронулась до стены, провела пальцами по поверхности, понажимала там, потом сям. В какой-то момент, - она не сразу поняла, что произошло, и на что именно она нажала, - что-то заскрежетало, щелкнуло, вся секция шкафа выдвинулась вперед, повернулась, освобождая проход.

Клементина испугалась, отшатнулась.

Долго стояла неподвижно, смотрела в темноту. Потом, успокоившись немного, выровняв дыхание, взяла в руки свечу, протиснулась в открывшийся ход. Посветила. Вниз уходила лестница. Она не решилась сразу идти. Вернулась в комнату, к шкафу. Всмотрелась внимательно в заднюю его стенку. Ничего. Ничего необычного. Опять поводила пальцами, нащупала легкую, внешне совершенно не заметную, трещину-стык. Ощупала подушечками пальцев.

Да, похоже, это и есть тот самый секрет. Небольшой, едва выдающийся в сравнении с уровнем всей прочей стены шкафа, прямоугольник. Нажала на него. Спустя мгновение раздался скрежет, и шкаф встал на прежнее место. Что-то щелкнуло, и все затихло.

Клементина вернула тома Платона на место, отошла к столу, уселась в кресло.

Часто билось сердце. Сделанное открытие взбудоражило и даже как будто огорчило ее.

Когда Мориньер говорил ей о тоннеле, ведущем в замок, она не осознавала, насколько это знание изменит ее ощущения от дома, в котором она теперь жила. Ей вдруг стало страшно, что об этом ходе могут знать чужие.

Знает Филипп, Мориньер, Жиббо.

Жиббо? Да, Жиббо, наверняка. Иначе как бы она попадала в башню, не пройдя через двор?

Возможно, знает, Перье. Должен знать. А вдруг кто-то еще? Чужой? Враг?

Она не вполне понимала, какого врага сейчас имела в виду. Не было у нее врагов! Здесь, во Франции, пока что - не было.

И вот тут, в размышлениях этих, в поисках, в обострившемся ощущении опасности она вдруг поняла мучившее ее: "Надеюсь на вашу память".