Шрифт:
Маг остановился, развернулся, опустил руку, готовясь ударить. И только тут я поняла, что на шее зияет огромная рана. Чееерт! Именно из нее и набежало столько крови. Удивительно как он вообще смог добраться сюда с такой кровопотерей. Пульсар, посланный Райном, ударил по врагу, уже предвкушавшему скорую победу, заставив того свалиться с насыпи.
Подбежала к магу, обняв за талию и подперев его плечом, помогла спуститься и доковылять до пещеры. Ступили в сумрак и влажность прохода, сзади что-то взорвалось, прибавили шаг. Неожиданно мужчина совершил, казалось, совершенно невозможное в его состоянии: вырвавшись из объятий, подхватил меня подмышки и буквально зашвырнул в зияющую глубину пещеры, подальше от входа.
Полетела прямо на камни, больно раздирая ладони и колени об их острые края (щит лопнул как мыльный пузырь), кинула взгляд через плечо. Учитель стоял в проходе, собирая остатки сил для последнего удара. У входа в пещеру мелькнула тень, кому-то сейчас не поздоровиться, только нас это уже не спасет. Но у мага были совсем другие планы. Свою силу он направил прямо в свод пещеры у выхода. Гора застонала и покачнулась. Раздался грохот, посыпались камни, поднимая в воздух облако пыли. Закашлялась, закрыла глаза и нос рукавом, стараясь дышать через раз. Когда все стихло, вокруг царила полная, абсолютная темнота, рядом хрипел Райн. Вытянула крупинки магии и выпустила светляка, бледный свет залил окружающее пространство. Лицо мужчины казалось лицом мертвеца, холодной застывшей маской, если бы не его хриплое дыхание, то я бы сошла с ума. Сняла заплечный мешок, достала флягу с водой, неизвестно, сколько придется провести тут времени, а это вся вода, что у нас есть. Сделала пару глотков, чтобы хоть немного убрать изо рта песочный привкус. Подобралась к Райну и приподняла его голову, стараясь влить в него жидкость. Та струйкой вытекла из уголка рта.
«Только не вздумай опять умирать. Герой ты или кто? Ты не можешь умереть в середине книги!» — мысленно проорала я и повторила попытку напоить друга. Не знаю, услышал ли он меня, но глотать начал. Села, оперевшись на стену и положила его голову себе на колени. Разбитые ладони и колени сильно саднило, но усталость не позволяла ими заняться. «Посижу так немного, а потом обработаю и себя, и Райна», — подумалось мне через дрему. Трудно поверить, что человек в таких условиях может заснуть, но я отключилась. Очнулась как от толчка. Светляк наполовину угас, но я была рада и такому крошечному кусочку света. Маг так и лежал головой на моих затекших ногах, но дышал уже ровнее и был похож на себя привычного.
Тело ныло от неудобного положения. Стараясь не потревожить мужчину, который судя по всему медленно, но верно возвращался в мир живых путем самолечения, достала из мешка платок и баночку с зельем Исайи, обработала свои ладони. Щипало адски, но зато прямо на глазах раны очищались и приобретали менее ужасный вид. Повторила процедуру с коленями. Правда с брюками пришлось помучиться, да и райнова макушка несколько затрудняла задачу, но результат оправдал все потраченные усилия.
Теперь надо было помочь Райну, опустила его на землю, подложив под голову седельную сумку. Разрезала рубашку, ей все равно пришла хана. Хуже всего выглядела рана на шее. Грязная, запекшаяся кровь в том месте, куда попал пульсар. Протерла края и накапала для верности зелья прямо в рану. Мужчина застонал. «Знаю, милый, знаю, но надо потерпеть». После всех процедур, достала из сумки кусочек сушеного мяса и положила его за щеку, надеясь растянуть удовольствие, которого было не так уж много для двоих взрослых людей, один из которых выздоравливающий мужик. Когда закончила с делами, настало время для тревожных мыслей: как мы будем отсюда выбираться, сумели ли наши отбить атаку наемников, не пострадал ли кто-нибудь, как там арсы, куда девался последний из нападавших магов?
По большому счету все не так уж плохо закончилось (если закончилось, конечно): я была жива и не одна, да и еда с водой имелись пока в наличии. И еще этот поцелуй…
Светляк все же погас, оставив меня наедине с собственными страхами. Невольно начала прислушиваться к звукам в глубине пещеры, казалось, что там кто-то шевелится и дышит. Идея не паниковать была, конечно, прекрасной, но трудно выполнимой. Стала тормошить Райна, но тот меня совершенно игнорировал. Оставалось одно. В детстве, когда я оставалась одна дома, то для храбрости включала везде свет и громко пела песни. Со светом была проблема, а вот с песнями все нормально. Я их знала много и голос у меня довольно громкий.
— Прости! Но я больше не могу это слушать, — прохрипел Райн, спустя всего лишь пару часов песнопений. Дико обрадовалась тому, что теперь уже не одна с этой пугающей темнотой, да и надо признаться, горло в последние пол часа начало меня подводить. Поэтому с облегчением свернула свой незапланированный концерт.
— Как ты? — спросила я, позволяя себе погладить его по волосам. Со стороны казалось, что они должны быть жесткими, но на самом деле были такими мягкими, что хотелось утопить в них всю пятерню.
— Нормально, все жизненно важные органы восстановил, остальное само заживет, — мужчина отодвинулся от моей руки, приподнялся и сел рядом со мной, опираясь спиной на стену пещеры. — Ты мне скажи, зачем ты тут так орала? Пыталась шаманскими песнопениями вернуть меня из мира мертвых?
— Нет, это я от страха. А что тебя можно так оживить?
— Думаю, что таким образом ты и настоящего покойника сможешь поднять. Особенно вот этой слезливой: «И там нааад сырою мооогилой склонился молоденький вор…».
Мы немного помолчали, а потом одновременно засмеялись. Есть очистительные слезы, а у нас был очистительный смех. Мы сидели, прислонившись плечами, и хохотали на всю пещеру, которая отвечала нам своим далеким эхом, словно друг, который понимает и разделяет нашу радость, наш гимн жизни. Постепенно вернулась тишина, в которой особенно пронзительно понималось, что мы здесь только вдвоем, так близко… после поцелуя-прощания.
Я почувствовала, как Райн встает, судя по доносившимся в темноте шагам, он разминался. Да, мне бы это тоже не помешало: тело за время сидения затекло, поэтому процесс принятия вертикального положения стал настоящим мучением. Ноги одновременно ужалили тысячи пчел, прокололи тысячи иголок, их будто окунули в леденящую воду. Вместе с болью возвращалась чувствительность.