Шрифт:
— Как тебя зовут? — спросил он нежно мальчика.
— Миша, — ответил карапуз.
В столовой снова сделалось тихо, всем захотелось сделать что-нибудь такое, чтобы все стало справедливо. Чтобы враз — и болели раком одни негодяи. Металлическая тишина прочно засела здесь.
Миша подошел к своему тезке Мишке-Чеченцу и сказал:
— Дяденька, а вы знали, что умрете?
— Да…
— Тогда почему не сразу, а только ноги? Так же совсем неинтересно. Я вот хочу сразу умереть…
— Твоя правда, может, так и лучше, — согласился собеседник, — а мама у тебя есть?
— Нет, — ответил малыш, — она меня бросила, и папа бросил, еще раньше. Детдомовский я. Тетя Валя сказала, что я — счастливый. Потому что, таких, как я, Боженька сразу усыновляет. Он посмотрит, что у ребенка нет ни мамы, ни папы, и говорит ему: «Будешь моим сыном… Вот тебе большая комната с игрушками лего, вот — велосипед, а там, видишь, речка голубая и вода в ней теплая-теплая. Купайся, сколько хочешь». — Мальчик многозначительно посмотрел на потолок и сказал: — Быстрее бы. А Богородица будет мне мамкой, она будет вкусные булочки печь и сказки на ночь рассказывать, а когда я сброшу с себя одеяло, она подойдет и поправит его, чтобы мне хорошо спалось.
— Правильно сказала твоя тетя Валя, — согласился Мишка-Чеченец. — Знаешь, я вон в той палате живу и у меня есть гитара, хочешь, я научу тебя играть.
— Ага…
Ребенок пухленькими ручками взялся за инвалидную коляску и покатил Чеченца в палату.
По дороге они о чем-то говорили.
А на дворе бушевал май…
Без любви
Всякий раз, когда попадаешь в учреждения, где дети находятся не по своей воле, думаешь: Господи, ну за что они здесь? Почему? Одно дело — дом малютки, населенный отказниками, теми, кого матери с ходу не полюбили, и совсем другое — колония для несовершеннолетних, в которой желторотые юнцы, как правило, получающие от любящих родителей регулярно щедрые передачи, отбывают срок за свои преступления. И снова поселяется чувство, что все это несправедливо. Ну, не должно так быть!
Дети, они должны быть счастливыми обязательно, потому что детство и счастье — это, в общем-то, даже синонимы. Бритоголовые несовершеннолетние мудрецы совсем по-взрослому говорят: «Был бы человек, статья найдется», на свое заключение смотрят как на неизбежность. Впрочем, мне еще «посчастливилось», я попала в колонию образцового содержания несовершеннолетних.
Мои собеседники замкнуты и молчаливы, осознают, что если скажут «не то», трудно им будет жить после моего визита. Я уйду, а они вернутся в тот мир, где уже живут определенное время по принципам, кардинально отличающимся от законов мирной жизни. Они немногословны. По одному здороваются со мной, опускают глаза, называют имя, статью, срок. А я пишу: «Данила, 17 лет, убил отчима. Максим, 17 лет, изнасиловал малолетнюю соседку. Роберт, 16 лет, торговал наркотиками…» В камерах чисто, и даже в коридоре постелены паласы, но от этого уюта чувство безысходности только усиливается. Оказывается, без разрешения даже форточку открыть нельзя. Непонятно, зачем в коридоре висит плакат известной политической партии. Впрочем, плакаты этой партии везде: роддомах, яслях, детсадах, школах, ПТУ, вузах, больницах и даже хосписах. Думай, что хочешь.
В комнате для свиданий трогательная сцена: бабушка из отдаленной деревни приехала внука навестить. Рассказывает, как с ночи тесто поставила, чтобы испечь шанежки с брусникой: «И пудрой посыпала, как ты любишь, Виталька». А потом на холодном пазике приехала в райцентр и сразу зашла на рынок, чтобы «этих… пельсинов купить, потому что соседка Тамара Ильинична еще летом в газете читала, будто в них витамин ши-и-ибко полезный». Смахивает слезы дрожащими руками, говорит как сама с собой: «Весь в мамку ты, царствие ей небесное, если б не пила, рази б такое было. Пока сельпо было, она робила в магазине, на работу шла как на свадьбу, наряженная, напомаженная, а как закрыли все, на биржу встала и начала пить. Я ей говорю, вот, Зин, была ты царевной, а стала лягушкой. А она мне отвечает: ничего ты, мол, мама, не знаешь, сглазили меня. Я ей: тогда не только тебя одну сглазили, а весь район, а может, и Россию, ты посмотри, что делается, все спиваются кругом и мрут, мрут как мухи. Ты хоть, Виталька, за ум держись, одна радость ты у меня, спасибо тебе, есть для кого жить. Хоть в тюрьме, а все одно радуюсь, вот, Мишку-то Плетнева, подельничка твоего, убили, ножом порнули и в речку сбросили. Через неделю нашли его, весь черный, опухший. А ты, слава те Господи, жив, здоров, правда уж больно бледный, я за тебя записочки подаю каждое воскресенье, чтобы, значит, не обижали тебя тут, а весной выйдешь, и сразу в училище документы подадим на тракториста. Я узнала, туда без экзаменов берут, и стипендия тебе большая положена, потому как ты круглый сирота. А там, может, заодно и на права сдашь, шоферы везде нужны…»
Абсолютно все дети верят, что после того, как они выйдут «на гражданку», их жизнь изменится кардинальным образом. «Я через два месяца выхожу, — делится со мной Максим, отбывающий срок по «наркотической» статье, — сначала ничего делать не буду, только спать и есть, попрошу бабушку купить мне ящик сгущенки, и на все буду намазывать и есть, есть, есть. Еще каждые два часа буду в ванной мыться, в настоящей ванной». Но его взгляды на жизнь, похоже, остались прежними, о своем деле в будущем рассуждает так: «Сначала устроюсь на какую-нибудь работу, чтобы все было чисто, там трудовая, все дела, мне же надо будет ходить к участковому полгода отмечаться. А потом что-нибудь замучу, на зарплату-то одну не проживешь. Я ведь не чиновник, не банкир и даже не гаишник. Это им жизнь по карману».
Смотрю на них — и не понимаю. Что их толкает на преступление? Риск? Незнание того, «что такое хорошо и что такое плохо»? Невнимание родителей, занятых собой или своим делом? Все вместе?.. Мир, в котором они живут, похоже, ничего общего не имеет с родительским, иначе бы в их жизни не было колонии. «Такие ситуации возможны в семьях, где родители формально относятся к своим обязанностям, — делится со мной психолог Наталья Андреевна, — ребенок одет, обут, накормлен, в школу ходит вроде бы регулярно, значит, под присмотром — и все! Значит, можно не беспокоиться, решать свои проблемы, не вникая в интересы сына или дочки. Только три процента матерей наркоманов замечают вовремя, что с детьми что-то не так, и начинают бить тревогу. Таких, как правило, удается спасти. Остальным родителям, как показывает практика, другие люди «открывают глаза», и тогда появляется новая опасность, родители всеми силами пытаются «дело замять», предпринимают всевозможные усилия, чтобы случай не был предан огласке, вместо того чтобы с собственным ребенком просто поговорить, что называется, по душам. Более того! Иногда они прямо обвиняют в промахах и неудачах своего ребенка — плохую компанию, школу, милицию, кого угодно. Как ни печально, но во многих случаях изоляция подростка от внешнего мира элементарно помогает ему сохранить жизнь».
В подмосковной Шатуре поймали 14-летнего Ильдара который катался на крыше электрички, снимал свои «геройства» на видео и выкладывал в Интернет. Он один из лидеров модного движения, именуемого «зацепингом». Смотришь его ролик, и кровь в жилах стынет, Ильдар буквально в сантиметровой близости от проводов под напряжением в три тысячи вольт! Когда его доставили в линейное отделение милиции, составили протокол, вызвали родителей, те в свою очередь высказали недовольство работникам правоохранительных органов и обещали «пожаловаться начальству», а штрафную квитанцию на сумму 100 рублей (максимальный штраф за это преступление!) выкинули в урну. Посадили сына в иномарку и уехали.