Дрова в камине прогорели, Хоуп погасила свет, и они вместе поднялись на второй этаж. Финн уже осмотрел гостевую спальню, когда заносил наверх свои вещи. В комнате Хоуп, бывшей родительской, была двуспальная кровать, эта кровать теперь, без Пола, казалась ей непомерно большой. В той комнате, где предстояло ночевать Финну, кровать была довольно узкой, и Хоуп предложила Финну поменяться спальнями.

– Не беспокойся, меня все устраивает, — успокоил ее Финн и поцеловал, пожелав доброй ночи. И они разошлись по своим спальням. Уже через пять минут Хоуп была в постели, в теплой байковой ночной рубашке и носках, а Финн еще раз пожелал ей через стенку спокойной ночи, чем вызвал у нее смех.

– Приятных снов! — отозвалась она в ответ и повернулась на бок, продолжая думать о нем. Они совсем недавно знакомы, но она еще ни с кем и никогда не чувствовала такой душевной близости. Ей вдруг пришло в голову: а что, если его теория «растворения» не так уж и плоха? Но Хоуп поспешила себя одернуть, ей совсем не хотелось менять свою точку зрения. Она верила в то, что они могут любить друг друга и при этом жить собственной жизнью, сохраняя свою индивидуальность. Именно этот подход казался ей правильным. Хоуп долго лежала без сна, думая о Финне. Вспоминала то, что он рассказывал о детстве, и жалела того одинокого мальчика. Может быть, поэтому он так одержим идеей единого целого. Судя по словам Финна, у него была не лучшая мать. И что примечательно: его мать была красивая, но несчастливая женщина, и сам он женился на эгоистичной красотке, которая не стала его ребенку хорошей матерью. Удивительно, как часто история повторяется и люди бессознательно воссоздают ситуации, угнетавшие в детстве их самих. А может, подумала Хоуп, Финн надеялся на иной конец для похожей истории? Но, увы, тщетно.

Мысли все роились в ее голове, как вдруг за стеной раздался грохот. Хоуп испугалась, что это Финн упал с кровати, потому что следом раздалось ругательство. Хоуп встала с кровати и пошла узнать, в чем дело, как была, в ночной рубашке и носках.

– Что случилось? С тобой все в порядке? — громко спросила она из коридора, не зажигая свет. В ответ из за двери раздался смех.

– Пошел в туалет, а на меня комод накинулся.

– Ты не ушибся? — встревожилась она и почувствовала угрызения совести: надо было поселить Финна в большой комнате.

– Истекаю кровью, — страдальческим голосом произнес Финн. — Срочно требуется сестра милосердия.

– Позвонить 911? — со смехом предложила Хоуп.

– Ну уж нет! Не хочу, чтобы какой нибудь противный фельдшер делал мне искусственное дыхание «изо рта в рот» — придется тогда дать ему коленом в пах. Разве что поцелуй? — Хоуп вошла в комнату, присела рядом с ним на узкую кровать, Финн тут же привлек ее к себе и поцеловал. — Соскучился! — прошептал он.

– Я тоже, — шепотом ответила она. И неуверенно добавила: — Хочешь, я буду спать здесь?

Финн рассмеялся.

– А ты поместишься? Что ж, с удовольствием посмотрю на этот акробатический трюк. Я не это имел в виду. — Наступило молчание. Они договорились, что будут спать отдельно, и Финн был тверд в решимости держать слово, хотя, конечно, предпочел бы иное развитие событий.

– По-моему, это как-то глупо. Мы любим друг друга, и, кажется, посторонних тут нет…

– Да вроде нет, — отозвался он. — Но слово за тобой, любовь моя. Я охотно посплю здесь — если ты так захочешь. Правда, утром тебе придется везти меня к мануальщику, чтобы позвонки вправил. — Она рассмеялась и решительно стянула с него одеяло.

– Хватит! Давай будем взрослыми людьми! — Хоуп протянула ему руку и повела к себе. Финн последовал за ней. Ни слова не говоря друг другу, они легли в ее кровать, и Финн заключил Хоуп в свои объятия.

– Хоуп, я тебя люблю, — прошептал он.

– Я тоже люблю тебя, Финн, — еле слышно ответила она. Больше не было ни слов, ни объяснений, ни рассуждений о слиянии или растворении, а был такой секс, какого у нее в жизни никогда не было.

Поездка на Кейп-Код прошла волшебно. Просыпались они поздно, Финн готовил завтрак, а потом, взявшись за руки, они совершали долгие прогулки по берегу. Когда возвращались, Финн разводил огонь в камине. Часами читали, а Хоуп еще и фотографировала, в том числе и Финна. Вечером они вместе готовили ужин, ненасытно и страстно любили друг друга, засыпали, не размыкая объятий, часами говорили о том, что их волнует. Хоуп не помнила, чтобы они с Полом проводили наедине так много времени.

Хоуп отыскала коробку со старыми фотографиями Мими и своих родителей и пересмотрела все вместе с Финном. Они ходили в местные ресторанчики, ели омаров, смеялись друг над другом из за нелепых бумажных нагрудников, и Хоуп опять его фотографировала. Потом она попросила официанта сфотографировать их вместе, а Финн неожиданно вспылил и, шутя, обвинил ее в заигрывании с официантом, чего, конечно, у нее и в мыслях не было.

Это был почти медовый месяц. Они пробыли на море неделю и наконец, с грустью и сожалением, заперли дом. Финн закрыл ставни, и они отбыли в Нью-Йорк. Финн не стал бронировать номер в отеле, и Хоуп это показалось совершенно естественным. Она больше не хотела с ним расставаться.

В тот же день они отправились на прием, устраиваемый его издательством, и на этот раз в центре внимания был он, а Хоуп лишь издалека щелкала камерой и счастливо улыбалась, то и дело ловя на себе его взгляд. Она с гордостью наблюдала за Финном, а он был не менее горд своей спутницей. И единственное, что омрачало их радость, было его возвращение в Дублин.