Внутри меня шевельнулась скользкая гадина.

— А квартира?

— Семнадцать, — бесхитростно ответил мальчик, и тут же спохватился. Все-таки нельзя вот так просто каждому встречному рассказывать, где живешь.

Он не врал, это я понял сразу. Нельзя так соврать — не в бровь, а в глаз.

Что ж, привет, Волчонок. Вот и встретились.

— Ладно, Михаил Олегович, — теперь настал его черед удивляться. — Пошли.

— А откуда вы мое отчество знаете? — к нему вернулась былая настороженность.

Сейчас он несколько секунд будет вглядываться в мое лицо. Потом вспомнит меня. И что дальше? Пусть не вспомнит — мысленно умолял я, открыто стоя под взглядом мальчика, которого семь лет назад чуть не убил. Олега вспомнил — отца его. Все-таки Мишка тогда еще маленький был, когда я его отца ногами со льдом равнял, когда обиженно звенели песчинки, ударившись о замерзший асфальт.

Нет, не узнаёт, похоже.

Ну да, тогда и мать отворачивала его от меня, к себе прижимала.

— Да так, — медленно проговорил я. — Знакомы мы с твоим отцом. А ты здорово вырос.

Он встал с качелей. И правда — ростом уже почти с меня, ниже всего лишь на голову. Спросить его об отце или не спросить. И хочется, и страшно как-то. Готов ли я к тому, что могу услышать?

Наверное, нет.

Скорее всего, нет.

— Бог с ним, — решил я. — Пошли.

— Идем, — сказал он.

До начала пешеходного моста оставались считанные метры. И я понял, что не смогу уйти с острова сейчас. Были тут еще незавершенные дела. Были, я это чувствовал.

Остров одобрительно заскрипел деревьями.

Задолбал уже, если честно, — раздраженно подумал я.

Ветер стих.

— Да. А как ты отсюда уезжать думаешь?

То, что Мишка об этом ни разу не думал, я прекрасно понимал, и все равно ждал ответа. Хоть и знал, что ответа не будет. Пожмет плечами и с надеждой поглядит на меня. Блин, ну как можно быть таким простодушным и открытым?

Мне не понять.

— А я не знаю, — он округлил глаза, поднял брови. Поглядел на меня.

Как и предполагалось — вопросительно и с надеждой.

Ох, Мишка...

Я достал из кармана сэкономленную на такси "сотню". Вручил мальчику.

— Вот, на.

— Да не, не надо... — начал протестовать он, но я прервал его:

— Бери-бери. Как у предков тырить, так мы первые.

Он обиженно посмотрел на меня, стыдливо потупил взгляд.

— Я ж говорил, что не буду больше...

— Говорил, — согласился я. — Верю. А деньги возьми. Доедешь на них. На такси, я думаю. Потом отдашь, когда-нибудь.

Мишка некоторое время посопел, но взял протянутую мною купюру.

— А вы?.. Как доедете?

Звучало это, как и должно было звучать — а вы не поедете со мной?

Нет, Мишка. Прости. Я остаюсь.

Я не сказал ни слова, но он все понял и так. И как будто что-то сломалось внутри мальчика. Он словно стал меньше ростом, стал младше на несколько лет, — я впервые подумал о том, какой он все-таки еще ребенок.

Тринадцать лет. Четырнадцать почти. Я тогда уже считал себя взрослым и самостоятельным, был сам себе хозяин и делал, что хотел. А хотел я, как правило, не того, что мне было нужно, а строго противоположных вещей. Вот к примеру — нужно мне было водку жрать до беспамятства, а потом в одних трусах ночью бежать неизвестно откуда неизвестно куда? Нужно мне было курить? Да те же таблетки — нужно мне было их жрать?

Отчего-то мне казалось, что нет. Сильно так казалось.

Интересно, какие сейчас мысли бродят в этой четырнадцатилетней голове? О чем он думает?

— Только ж домой, и никуда больше, понял? — строго спросил я.

— Да понял я, понял, — ответил Мишка, глядя под мост, где валами играли встречные течения.

— Раз понял, то хорошо. Беги?

Он сделал несколько шагов вперед, остановился. Обернулся. И кивнул мне на прощанье, улыбнувшись. И побежал по мосту, прочь с острова. Я сунул руки в карманы куртки. Нащупав пачку, провалившуюся в широкую дырку кармана, достал сигарету и закурил. Потом поглядел на небо, закрытое зимними тучами.

Чертово небо. Я до тебя доберусь.

Да ты все обещаешь и обещаешь, — ответила мне своим лукавым взглядом ворона, уже неизвестно сколько сидевшая на перилах моста.

— Прикол, — констатировал я, выдыхая дым.

— Прикол, — подтвердил Димкин голос за моей спиной.

Ворона вспорхнула и улетела, оглашая остров своими хриплыми воплями.

— Димка, малыш, — я не оборачивался, но знал — он там, стоит сзади, в нелепых синих шортиках посреди февраля, обутый в пляжные шлепанцы с отрывающейся подошвой. Обувь на нем просто горит, не в силах выдержать бешеный ритм бурлящей жизни одиннадцатилетнего мальчика.