Я попросила ее в такие моменты рассказывать абсолютно все мрачные и несвязные мысли, приходившие ей в голову.

– Это ненормальные мысли, Лариса, я больна, зачем я буду нести всякий бред?

– Никакой это не бред, но даже бред чем-то обусловлен. Если лично тебя эти мысли волнуют, значит, они возникли в твоей голове вследствие стечения обстоятельств в твоей собственной жизни или информации об окружающем мире и даже просто из-за особенностей работы твоего мозга, созданного Господом Богом. Получается, это часть твоей реальности, в которой можно и нужно разобраться.

Алина действительно была очень одиноким человеком. У нее был узкий круг общения, с Николаем они не были особенно близки и часто ссорились и, хотя они любили друг друга, общение причиняло им взаимную боль. Ее друзьями были пара знакомых из ассоциации инвалидов, к тому же несколько виртуальных приятелей, с которыми она переписывалась в периоды хорошего настроения.

Со всеми психологами Алина поссорилась, несмотря на большие деньги, которые платил им Николай. Я видела, как ей приятно, что кто-то слушает ее. Слава называл меня чутким и отзывчивым человеком. Не знаю, так ли это было, но мне действительно хотелось помочь несчастной девушке.

Алина долго говорила, что с ней происходит и о чем она думает. Сначала она явно испытывала неловкость, но постепенно стала более откровенна. Когда ей было больше нечего сказать, я высказывала свои соображения.

– Итак, – говорила я, – не думаю, что Николай доволен тем, что ты нездорова и всегда будешь жить в этом доме. Во-первых, это не факт, что ты никогда отсюда не уедешь. Ты не самая несчастная из всех людей и я думаю, что тебя может полюбить мужчина и совсем необязательно из-за денег, просто надо подождать. Ведь людей чаще всего любят не за что-то, а вопреки. А ты умный, интересный и очень талантливый человек. Когда ты смотришь на президента по телевизору и думаешь не о том, что он говорит, а о том, что ты никогда не будешь на его месте, потому что он здоров, а ты больна, ничего странного в этом нет. Ты бы удивилась, узнав, сколько женщин время от времени завидуют английской королеве. И разве это значит, что они плохие или ненормальные? Да, здоровье – это очень большое благо, но поверь мне, многие люди сказали бы, что деньги важнее. Нам всегда хочется иметь то, чего у нас нет. А то, что ты иногда ненавидишь весь мир и населяющих его двуногих тварей, это абсолютно нормально, поверь мне, это самые заурядные эмоции, которые иногда посещают всех нас. В том, что тебя мучают приступы тоски, ты также не одинока, поверь мне, это удел почти всех живущих. И мудрость в том, чтобы найти способ смягчить ее, в том, чтобы суметь пережить эти тяжелые минуты и потом снова увидеть свет.

Мне казалось, что я озвучиваю заезженные, общеизвестные истины. Но ничего умнее я придумать не могла. Да и важно было не то, что я говорила, а то, что я слушала Алину, старалась ее понять. Несколько раз мы попробовали это «упражнение», моей собеседнице после этого явно становилось лучше. Ее настроение часто беспричинно портилось, и мы занимались «искренней беседой», как я ее назвала, от одного до трех и более раз в день. Найти какую-то одну причину смены ее настроения далеко не всегда представлялось возможным, это был комплекс факторов. Но все-таки ей становилось легче просто от того, что кто-то выслушал ее.

Прошло около недели, и мы в каком-то смысле подружились. У нас появился определенный распорядок дня: Алина вставала где-то от десяти утра до двенадцати, мы встречались за завтраком, затем смотрели ситуацию на «рынке Форекс», экономические новости, проверяли результаты вчерашних сделок и ставили новые. Потом она рассказывала мне о своем настроении, до обеда к ней приходил специалист по массажу и лечебной гимнастике и, если она была в состоянии, то после этого часа два-три занималась программированием и учебой. Затем следовал поздний обед в четыре-пять часов и вечер отдыха. Мы смотрели фильмы, пили вино, заказывали на дом блюда итальянской, китайской, французской и мексиканской кухни. Моя подруга курила сигары, общалась в интернете, если у нее не было депрессии, мы проводили «искреннюю беседу», иногда ездили с шофером в Москву и окрестности, катались по городу, делали фотографии.

На самом деле Алина очень комплексовала по поводу своей болезни, из-за этого она почти не посещала театры, кино и какие-либо другие общественные мероприятия, хотя технически это было возможно. Мне было жаль ее, и я пробовала ее переубедить, но она очень раздражалась, и я оставила эти попытки. Но, несмотря на свою нелюбовь ко всему светскому, иногда она просила меня зайти в кафе или ресторан. Посещение современных заведений общепита было частью ее образа жизни, она даже была готова терпеть любопытные взгляды и расстраивалась, когда не было технической возможности заехать перекусить на инвалидной коляске. Алина любила пробовать новые блюда, оценивать дизайн заведения и часто фантазировала о том, как бы она оформила собственный ресторан.

Я чувствовала, что стала нужна Алине. Меня радовало то, что я даже в каком-то смысле смогла ей помочь. Николай был явно доволен, что дочери лучше. Видимо, для моего полного счастья он как-то сказал, что у него есть связи в ФСБ и он попробует сделать так, чтобы бизнес Куропатова передали в хорошие руки и изолировали неудавшегося инвестора «рынка Форекс» от общества. Но по тону Николая мне показалось, что он говорит неправду. Иногда я вспоминала мой последний разговор с Василием Петровичем, когда он клятвенно утверждал, что достанет меня из-под земли и в красках описывал, что сделает после этого с моей бренной телесной оболочкой, употребляя непарламентские выражения. Думаю, маркиз де Сад, услышав его пассаж, если бы и не перевернулся в гробу от зависти, то уж точно бы одобрительно улыбнулся. Существование на нашей скорбной планете жизнерадостного предпринимателя продолжало беспокоить меня, и я не знала, можно ли верить его обещаниям оставить меня в покое после выплаты долга и не были ли они придуманы Николаем. Иногда я начинала злиться на себя и на Анатолия, который все-таки, скорее всего, подставил меня, но больше всех на Куропатова. Мысленно я ударяла кандидата на почетную должность одиннадцатого криминального авторитета дважды со всей силы по энергичной физиономии в тот момент, когда он в первый раз обратился ко мне с уменьшительно-ласкательным «деточка». Я заявляла, что не состою с ним в родстве и просила его немедленно извиниться или покинуть наше богоспасаемое заведение. Затем меня увольняли с работы, и я уходила, недовольная начальством, но гордая собой, чувствуя себя не жертвой бандитского капитализма, а победительницей, которая диктует свои правила. Такой сценарий развития событий был бы лучше, чем то, что произошло на самом деле.

Впрочем, откуда мы можем заранее знать отдаленные последствия событий? Может, все еще обернется к лучшему.

Я тоже как-то привязалась к Алине. Несмотря на то, что она была очень нервной, раздражительной, с крайне лабильной психикой и склонностью к депрессиям и истерикам, я видела в ней много хорошего. Мне казалось, что у нее все-таки доброе сердце и она так хочет любви и понимания, хотя и никогда не признается в этом. Алина почти перестала грубить мне, и недели через две я с тревогой почувствовала, что она в каком-то смысле стала зависеть от меня. С одной стороны, я отдыхала от постоянных мучительных переживаний по поводу состояния своей репродуктивной функции, с другой – моя странная новая жизнь, в которой отсутствовали привычные мне работа, лечение, сложные отношения с Виталиком, затягивала. И это пугало, я иногда напоминала себе человека, который в энный раз просыпается за кухонным столом в обществе пустых бутылок и с некоторым удивлением спрашивает себя, как ему удалось пропустить тот момент, когда его образ жизни неузнаваемо изменился.