Шрифт:
Зейн аль-Абидин (подходит к Наджибу). Куда ты теперь держишь путь?
Наджиб. К друзьям – их дом стоит неподалеку от истока Оронта.
Зейн аль-Абидин. Не возражаешь, если я провожу тебя?
Наджиб. Буду очень рад; признаться, я думал, что ты всегда находишься подле Амины аль-Алявийи, и благоговел перед тобою, мечтая быть на твоем месте.
Зейн аль-Абидин . Мы живем при свете солнца вдали от него, но кто из нас смог бы жить на Солнце? (Таинственно.) Каждую неделю я прихожу за благословением и советом, а когда спускается вечер, трогаюсь в обратный путь умиротворенный и довольный.
Наджиб. Как бы я хотел, чтобы все люди приходили раз в неделю испросить благословения и совета и возвращались с миром и покоем.
Наджиб отвязывает поводья от дерева и, ведя коня под уздцы, удаляется вместе с Зейн аль-Абидином.
ПРОРОК [54]
Приход корабля
Аль-Мустафа, избранный и возлюбленный, заря своего дня, двенадцать лет ждал в городе Орфалесе [55] возвращения корабля, который должен был увезти его на остров, где он родился.
54
Это наиболее известное эссе Джебрана было впервые опубликовано на английском языке в Нью-Йорке в сентябре 1923 г., с тех пор только в США выдержало свыше сорока изданий.
«Пророк» Джебрана – вершина его философской эссеистики, самое значительное творение арабского философского романтизма, где в полную силу раскрылось художественное дарование ливанского писателя. Уже одно это сочинение обеспечивает ему высокое место в истории не только арабской, но и всемирной литературы. Замысел «Пророка» в самой первой, еще неопределенной форме возник у Джебрана в юношеские годы, однако работу над эссе он начал лишь в 1918 г. и трудился над ним с перерывами более четырех лет. Общая концепция задуманного им трехчастного профетического цикла оформилась позже – в конце 1923 г., уже после выхода «Пророка», который должен был открывать трилогию, – и приняла следующий вид: первая часть, по мысли автора, раскрывает отношения человека к человеку; вторая, «наиболее сложная», – отношения человека и Природы; и третья – отношения человека и Бога.
«Пророк» – это художественная энциклопедия джебранианского миросозерцания. Духовный опыт Джебрана, его метафизика смерти и жизни, философские раздумья над первоосновными вопросами человеческого существования выражены здесь с наибольшей полнотой и силой. Программа «Пророка» охватывает жизнь во всей ее сложности и целостности. Свое наиболее глубокое воплощение находят здесь идеи трагического гуманизма Джебрана, его философия человека, концепция всеединства сущего, вобравшие в себя элементы различных восточных и западных учений, в том числе идеи, выработанные суфийской мыслью, в особенности центральное в суфизме положение о единстве бытия и суфийскую концепцию Человека Совершенного с его эмблематическим символом – древом. Образы из суфийской символики (путь, море, пробуждение, зеркало, покров и др.) в обилии рассыпаны в тексте. Весьма близка суфийской и сама манера письма Джебрана с ее тайнописью, принципиальной недосказанностью, многозначно емкими метафорами и зашифрованной символикой, с орфически темной мудростью, неявный смысл которой медлит раскрыться. Повествование, обладающее продуманной композицией, подчиняется основной задаче – развитию идеи, в которой Джебран суммировал тему эссе: «Пророк говорит лишь одно – вы гораздо, гораздо более велики, чем думаете».
Обращает на себя внимание способ и форма организации текста, сочетающей элементы эссе, притчу, исповедь, стихотворение в прозе. При этом Джебран опирается как на достижения европейской классики, так и на древние традиции литератур ближневосточного круга, разрабатывая, в частности, форму, сходную с библейским версетом или коранической ритмизированной прозой. Афористичность – еще одна черта, отличающая поэтику Джебрана. Глубина, пульсирующая энергия и отточенность мысли, заключенной в слово, – в высшей степени свойственны его художественному мышлению. «Пророк» по праву может считаться памятником арабской афористической литературы.
На русском языке «Пророк» был опубликован впервые в книге: Арабская романтическая проза XIX–XX веков. – Л., 1981. Текст переведен по изданию: Kahili Gibran. The Prophet. 3d printing. – New York: Alfred A. Knopf, 1924.
55
Орфалес – вымышленное название города.
На двенадцатый год, в седьмой день Айлула [56] , месяца урожая, он поднялся на холм, лежащий за стенами города, обратил взор к морю и заметил свой корабль, приближающийся вместе с туманом.
Тогда распахнулись врата его сердца, и радость его полетела далеко над морем. Он закрыл глаза и молился в тишине своей души.
Но только сошел он с холма, как его охватила немая грусть, и подумал он в сердце своем:
«Как уйти мне с миром и без печали? Нет, не оставить мне этот город, не поранив дух.
56
Аилул – название осеннего месяца, известное еще по древневавилонскому календарю (Улул). В древнесирийском времясчислении (как и в библейском гражданском календаре) – последний месяц года (Элул). Еще и ныне употребляется арабами-христианами. Соответствует сентябрю.
Долгими были дни страданий, проведенные в этих стенах, и долгими были одинокие ночи; а кто может расстаться со страданием и одиночеством без сожаления?
Много крупиц духа рассеял я по этим улицам, и много детей моей тоски бродят нагие меж этих холмов, – и я не могу отказаться от них легко и без боли.
Не одежду сбрасываю я сегодня, а собственными руками сдираю с себя кожу.
И не мысль я оставляю после себя, а сердце, умягченное голодом и жаждой.
Нельзя мне более медлить. Море, зовущее к себе все сущее, зовет и меня, и я должен отплыть. Ибо остаться – значит замерзнуть, заледенеть, сделаться застывшим слепком, хотя часы ночные и пламенны.
Хотел бы я взять с собою все. Но как?
Голос не может взять с собой язык и губы, давшие ему крылья. Он должен устремляться в эфир один.
И орел один летит к солнцу, оставив в скалах родное гнездо».
Дойдя до подножия холма, он вновь обернулся к морю и увидел, что его корабль приближается к берегу, а на палубе корабля моряки – сыновья его земли.
И воззвала к ним его душа, и он сказал: – Сыновья праматери моей, вы, оседлавшие гребни волн.
Сколько раз вы приплывали в моих снах. Вот вы пришли, когда я пробудился, и это пробуждение – мой самый глубокий сон.
Я готов пуститься в плаванье, и мое нетерпение, подняв все паруса, ждет ветра.
Лишь глотну этого спокойного воздуха, взгляну с любовью назад – и встану среди вас, мореплаватель среди мореплавателей.
О бескрайнее море, дремлющая мать, только в тебе находят мир и свободу река и ручей.
Лишь один поворот сделает этот ручей, лишь еще один его всплеск раздастся на этой поляне – и я вольюсь в тебя, беспредельная капля в беспредельный океан.
Он шел и видел издали мужчин и женщин, спешивших к городским воротам со своих полей и виноградников.
Он слышал, как их голоса выкликают его имя и от поля к полю возвещают друг другу о приходе его корабля.
И сказал он себе:
– Будет ли день расставанья днем жатвы? Скажут ли, что вечер мой воистину был моей зарей?
Что дать мне тому, кто бросил свой лемех посреди борозды, и тому, кто оставил невыжатый виноград в точилах?
Станет ли мое сердце плодоносным деревом, чтобы я собрал плоды и дал им?
Будут ли желания кипеть во мне ключом, чтобы я наполнил их чаши?
Разве я арфа, чтобы рука Могущественного коснулась меня, разве я флейта, чтобы Его дыхание излилось сквозь меня?
Я искал тишины, но какое сокровище нашел я в ней, чтобы так смело раздавать его?
Если это день моего урожая, то какие поля и в какие незапамятные времена засеял я семенами?
Если воистину это час, когда я подымаю свой светильник, то не мое пламя будет гореть в нем.
Подыму я свой светильник пустой и темный.
А страж ночи наполнит его маслом и зажжет.