Джебран Халиль Джебран
Шрифт:
Но Май придет. Май – дева, не знающая покоя, и она станет матерью холмам и долам.
Один из тех троих, что служили во Храме, просил его:
– Учитель, научи нас, чтобы наши слова, подобно твоему слову, стали для народа песнопением и фимиамом.
И аль-Мустафа сказал в ответ:
– Вы вознесетесь выше своих слов, но пусть ваш путь останется ритмом и благоуханием – ритмом для любящих и всех возлюбленных и благоуханием для тех, кто поселится в саду.
И вы вознесетесь выше своих слов к вершине, на которую падает звездная пыль, и прострете руки, чтобы они наполнились. Затем ляжете и уснете, словно белый птенец в белом гнезде, и увидите во сне вашу будущность, так же как белые фиалки видят сны о весне.
А потом спуститесь много глубже своих слов. И будете искать потерянные первоистоки и станете потаенной пещерой, где отдаются отзвучьем слабые голоса глубин, неслышные вам ныне.
Вы спуститесь глубже своих слов и даже глубже всех звуков, к самому сердцу земли, и там будете наедине с Тем, кто также ступает по Млечному Пути.
Затем один из учеников попросил его:
– Учитель, скажи о бытии. Что значит быть? Аль-Мустафа долго с большой приязнью смотрел на него. Потом он поднялся и, отошедши от них, бродил в отдалении. Затем вернулся и сказал:
– В этом Саду покоятся мои отец и мать, погребенные руками живых, и здесь же покоятся прошлогодние семена, принесенные сюда на крыльях ветра. Тысячу раз будут погребать здесь моих родителей и тысячу раз ветер будет погребать семена; а через тысячу лет вы, я и эти цветы соберемся в этом Саду, как и сегодня, и мы пребудем, любящие жизнь, и мы пребудем, мечтающие о пространстве, и мы пребудем, возносящиеся к солнцу.
Сегодня же быть – значит быть мудрым, хотя и не гнушаться безрассудных; быть сильным, но не отвергать слабых; играть с детьми не как отцы, но как сверстники, которые хотят научиться их играм;
Быть простым и бесхитростным со стариками и женщинами и сидеть с ними в тени старого дуба, хотя вы еще идете рука об руку с Весной;
Искать поэта, живи он хоть за семью реками, и обретать покой в его присутствии, ничего не желая, ни в чем не сомневаясь, ни о чем не спрашивая;
Знать, что святой и грешник – братья-близнецы, кому отец – наш Многомилосердый Царь, и что один из них родился лишь на миг прежде другого и единственно поэтому мы почитаем его Наследником;
Следовать за Красотой, даже если она поведет вас к самому краю пропасти; и пусть она крылата, а вы бескрылы, если она решит одолеть пропасть – следуйте за нею, ибо там, где нет Красоты, там нет ничего;
Быть садом без ограды и виноградником без сторожа, сокровищницею, всегда открытой для прохожих;
Быть ограбленным, обманутым, введенным в заблуждение, быть сбитым с пути и уловленным в тенета, а после – осмеянным, но, невзирая ни на что, смотреть с высот вашего большего «Я» и улыбаться, памятуя, что есть весна, которая придет в ваш сад плясать в вашей листве, и осень – золотить гроздья вашего винограда; памятуя, что, если хотя бы одно из ваших окон отпахнуто на Восток, ваша душа никогда не оскудеет; памятуя, что все, кого мнят обидчиками, грабителями, лжецами и плутами, суть ваши братья в нужде и что, быть может, вы суть все они в глазах благословенных жителей того Незримого Града, что высится над этим городом.
Теперь скажу также вам, кто своими руками созидает и добывает все необходимое, дабы мы жили, ни в чем не ведая нужды:
Быть – значит быть ткачом со зрячими пальцами, строителем, имеющим рачение о свете и пространстве; быть пахарем и сознавать, что с каждым семенем, которое ты сеешь, ты зарываешь сокровище; быть рыбаком и охотником, состраждущим рыбе и зверю, но еще больше состраждущим людским нуждам и голоду.
И еще скажу вам: я хочу, чтобы каждый из вас был сопричастен цели другого, ибо только тогда вы можете надеяться достигнуть собственной благой цели.
Друзья мои, возлюбленные мои, будьте дерзновенными и не смиряйтесь, будьте пространными, а не ограниченными – только тогда наш с вами последний час воистину будет вашим величайшим «Я».
Он умолк, и глубокий мрак объял девятерых, и сердца их отвратились от него, ибо они не поняли его слов.
И вот те трое, что были моряками, затосковали по морю, те, что служили во Храме, возжаждали утешиться в его святых стенах, и те, что были товарищами его детских игр, захотели вернуться на рыночную площадь. Все они остались глухи к его словам, и самые звуки их возвратились к нему, как усталые бездомные птицы, ищущие прибежища.
Аль-Мустафа отошел от них в глубину Сада, ничего не говоря и ни на кого не глядя.
Ученики же стали переговариваться между собой, ища оправдания своему стремлению уйти.
И вот они повернулись и каждый пошел своей дорогой, и аль-Мустафа, избранный и возлюбленный, остался один. <...>
Семь дней и ночей никто не приближался к Саду, и он был наедине со своими воспоминаниями и своею болью, ибо даже те, кто внимал ему с терпением и любовью, покинули его, вернувшись к своим прежним занятиям.