— Кэти, если у него к тебе все серьезно, он не предаст. Но не оттолкни его своей ревностью. Ревность — яд, который может разрушить тебя, но не ее.

Я едва слушала.

— Самое странное, что она — это воплощение всех лучших качеств, которые могли бы быть у меня.

Мама осторожно прикоснулась к моему плечу.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы одного роста, но она кажется изящнее, потому что очень худая, наша кожа одного оттенка, но ее мерзко сияет, наши волосы одного цвета, но у нее шикарные блестящие локоны… — хмуро жаловалась я.

— У тебя есть своя неповторимая красота, Кэти, и люди любят тебя такой, какая ты есть.

— Как бы я хотела, чтобы все оставалось, как раньше, — с жаром ответила я.

Мне не хотелось добавлять, что после многих лет я наконец ненадолго смогла почувствовать себя в своей тарелке. Раньше я всегда была изгоем и не могла найти друзей, но в выпускном классе мы сблизились с Нэт и Ханной, а потом — сама поверить не могу — в моей жизни появился Мерлин… В глубине души я подозревала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Мама, между тем, не закончила с нотациями.

— Ты всегда будешь встречать людей, с которыми будешь не совпадать во взглядах. Ладить со всеми невозможно. Пытайся воспринимать это как жизненный опыт.

— Не хочу я ничего воспринимать, — буркнула я. — Я просто хочу, чтобы она убралась подальше отсюда. Настолько далеко, насколько это вообще возможно. Может, даже на край света…

Мама потеряла терпение.

— Кэти! — одернула она меня. — Ты всегда была такой участливой, особенно по отношению к тем, кому не повезло в жизни. Я считаю, что на самом деле проблема в тебе, а не в этой Женевьеве.

Я замолчала, прокручивая про себя это неприятное, но справедливое обвинение. Почему мама была права? Женевьева не совершила ничего особенного. Она просто оставила мне красивый кулон, за который могла попросить деньги. У нее нет семьи, и она пережила вещи, которые я с трудом могла бы вообразить. Меня захлестнула волна стыда, когда я осознала, насколько ревнивой и злобной я выглядела.

— Ты сама на себя не похожа, — добавила мама уже мягче. — Если общение с Мерлином превращает тебя в девушку, которая способна нападать на беззащитную сироту, может быть, он не тот, кто тебе нужен?

— Он как раз тот, но…

Я прикусила язык и не стала жаловаться, что Женевьева флиртовала с Мерлином. Возможно, все дело было во мне. И мама была права. Такая потеря способности сострадать была совершенно не характерна для меня.

— Кэти, ты должна доверять Мерлину. Ты не можешь держать в клетке тех, кого любишь.

В этот момент мама осеклась. Я обняла ее и почувствовала прикосновение мокрой от слез щеки.

— Прости, — сказала она. — Я не знаю, что на меня нашло.

Она обхватила меня так крепко, что мне стало неуютно и трудно дышать. Я старалась не обращать внимания на ее красные, раздраженные кончики пальцев. У мамы было обсессивно-компульсивное расстройство, во время приступов которого она могла до крови изгрызть ногти. Обычно меня это сильно расстраивало, но сегодня я почувствовала раздражение: я хотела, чтобы успокаивали меня, а не наоборот.

— Кэти, когда я думаю о том, что когда-нибудь могу потерять тебя, у меня разрывается сердце.

— А почему ты можешь потерять меня? — спросила я в недоумении.

Она печально улыбнулась, пытаясь взять себя в руки.

— Происходят такие вещи… случайности, которые меняют все.

— Но они не способны изменить тот факт, что ты — моя мама, — рассмеялась я.

Мама провела рукой по своим поблекшим волосам, на ее лице застыло страдальческое выражение.

— Я не хотела, чтобы все так получилось, — наконец сказала она. — Я хотела быть самой лучшей матерью на свете, всегда быть рядом с тобой и оберегать.

Я попыталась переубедить ее.

— Ты самая лучшая на свете. Честно.

В ее голосе промелькнуло что-то новое.

— Ты заслуживаешь красивой жизни, полной смеха и веселья, новых впечатлений, путешествий… а не заточения со мной в этом доме.

На секунду перед моими глазами мелькнул образ другой женщины, которую я едва помнила, энергичной и живущей сегодняшним днем. Я не знаю, когда все успело измениться, ведь казалось, что она будет такой вечно. Я не должна упустить представившуюся возможность. Мы так редко могли побеседовать откровенно, а это, казалось, был шанс, которого я ожидала.