Трясущимися пальцами он вынул из заднего кармана брюк бумажник. «Если я не в состоянии вспомнить, — сказал он себе, — значит, я найду адрес в удостоверении личности, вот и все. Быстро, спокойно доеду домой, потом позвоню доктору Вольфу и…»

Роберт Грэхем уставился на водительские права в своем бумажнике.

Чуть слышный всхлип вырвался из горла. «Но у меня же нет машины, — услышал он протест своего разума, — у меня нет…»

Пальцы дрогнули, и бумажник упал на бетонный пол. Он нервно наклонился и поднял его. «Я болен, — подумал он, — я болен, нужно срочно попасть домой». Взгляд скользил по правам. «Нью-Йорк, Бруклин восемнадцать, Седьмая Ист-стрит, дом двести двадцать два». Сунув бумажник в карман пальто, он спешно зашагал по переходу.

Что-то принудило его остановиться у самых турникетов — какой-то выверт памяти, укол воспоминания: что-то по поводу не отправленного в автоинспекцию сообщения о смене адреса; что-то по поводу знакомой до последней детали мебели в квартире на Манхэттене, Люсиль, которая готовит ужин и…

— Прошу прощения, мистер, не позволите пройти? — Раздраженный голос молодой женщины.

Роберт Грэхем спешно отодвинулся от турникета и снова прислонился к плиткам стены, по спине пробежал ледяной ручеек.

«Я не знаю, где живу».

Он сказал это. Признался самому себе. «Я помню все места, где когда-либо жил, но не могу вспомнить, где живу сейчас». Безумие, но это так. Он помнил квартиру на Восемьдесят седьмой улице, маленький домик в Бруклине, квартиру в Куинсе, и бунгало на Стейтен-Айленд, и…

Он ощущал головокружение. Головокружение и страх. Хотелось схватить кого-нибудь и попросить довести его до дому, он хотел сказать, что забыл все, что нуждается в помощи.

Он снова достал бумажник и открыл его трясущимися пальцами. Социальная страховка за номером его двадцать восемь — шестнадцать — пятьдесят шесть — двадцать девять, Роберт Грэхем. Бесполезно. Человек может знать свое имя. Но как насчет того, где он живет?

Читательский билет, «Публичная библиотека Куинса». Но он же больше не живет в Куинсе! Билет давно пора выбросить, он все равно не продлен. Проклятье! Грудь вздымалась, сотрясаемая мелкой дрожью. Что же с ним случилось? Все вдруг потеряло свой смысл. Выходишь однажды с работы вечером в четверг и…

О нет!

Он заставил себя сжать губы. Четверг, это был четверг. Точно? У него отвисла челюсть, и он крепко стиснул ее, внезапно испугавшись, что и тело начнет вдруг распадаться на части. Весь дрожа, он стоял и глядел болезненными глазами на проходящих через турникеты, прислушиваясь к бесконечному стуку поворачиваемых ими тяжелых деревянных перекладин.

Какой сегодня день? Он должен ответить на этот вопрос. Понедельник. Они с Люсиль вчера ходили в парк, катались по озеру на лодке. Нет, неверно, ведь он помнит, что вчера как раз подписывали этот контракт Бартона — Дозье.

В горле что-то щелкнуло. Он оторвался от холодной стены, потом снова прислонился, все еще сжимая в пальцах бумажник. «Четверг, — сказал он себе, стараясь изо всех сил сосредоточиться, — сегодня четверг, четверг, четверг! Я вышел из конторы мистера…»

О святый боже, на кого он работает?!

И он дернулся, словно собирался от кого-то убежать. Но тут же замер на неверных ногах, не зная, идти ли вперед, вернуться назад или остаться на месте.

Даже не сознавая того, он машинально вынул из кармана брюк пятицентовик и попытался кинуть в щель турникета.

Кто-то уперся ему в спину.

— Что случилось, приятель? — услышал Роберт Грэхем мужской голос.

— Этот… этот пятицентовик, — произнес он. — Не лезет.

Мужчина секунду поглядел на него. Потом щеки его раздулись от сдерживаемого смеха.

— Ну и дела! Пятицентовик! Откуда ты взялся?

Роберт Грэхем уставился на человека, что-то холодное и жуткое поднималось кверху из живота. Испустив слабый стон, он внезапно проскочил мимо человека.

Остановился у стены и оглянулся, грудь поднималась и опадала толчками в такт стесненному дыханию. «Я не знаю, что делаю, — думал он, ощущая внутри себя только страх, — не знаю, куда еду, где живу, на кого работаю. Я даже не знаю, какой сегодня день недели!» Пот заливал лицо, и, потянувшись за носовым платком, он заметил…

Газета! Он быстро развернул ее.

Среда. Прерывистый вздох облегчения сорвался с губ. Вот… вот… по крайней мере, что-то, что-то основательное, за что можно ухватиться. Среда. Сегодня среда. Горло дернулось. «Слава богу, хотя бы это я теперь знаю».

Он утер пот. «Ладно. — Самообладание возвращалось к нему. — Пусть что-то случилось у меня с головой. Я должен добраться до дому и получить необходимое лечение. Загляни в бумажник, там наверняка есть хоть что-то с твоим адресом, карточка книжного клуба, военный билет, медицинский полис, твой…»