–  Иванов, - подсказал я.

–  Мой друг Сергей Иванов, - закончил Усман.

–  Ты чеченец?

–  Араб.

–  Неважно. Куда направляетесь?

–  К вам. Мы ждали вас в Михайловке все утро, но вы так и не пришли. Пришлось выехать навстречу.

На лице подпоручика Емельянова отразилась сложная гамма чувств. Он не понимал, что происходит, но подозревал, что над ним издеваются.

–  Не советую стрелять, - произнес Усман с ласковой улыбкой на лице.
– Мы тоже стреляем на поражение.

–  Что это за пищали?
– спросил подпоручик.

–  АК-74, - честно ответил Усман.
– Пусть вас не обманывает, что ствол у них тонкий и короткий. Они стреляют нисколько не хуже ваших.

–  Зачем пугали людей на тракте?
– подпоручик решил подойти к проблеме с другого конца.

–  Кто пугал?
– как бы не понял Усман.

И это оказалось последней каплей, переполнившей терпение командира второго взвода.

–  Бросай оружие!
– заорал он.
– Неподчинение карается расстрелом на месте. Считаю до трех. Раз, два…

На счет "два" тишину взорвали две автоматные очереди. Я стрелял под ноги стрельцам левого фланга, если смотреть с нашей стороны, Усман дал очередь поверх голов правого фланга. Подпоручик Емельянов явил миру глаза по пять копеек и открыл рот. Лошади стрельцов сдали полшага назад, испуганно прядая ушами. Федька полез под телегу, а его лошадь испуганно заржала и попыталась сдать назад, но уперлась задом в передок телеги и остановилась.

Единственным, кто сохранил самообладание, был монах. Он поднял перед собой распятие и произнес густым басом, неожиданным для его тщедушного тела:

–  Во имя отца и сына и святаго духа…

Глаза Иисуса Христа на распятии вспыхнули недобрым золотистым светом. Крест на моей груди изменился. Нельзя сказать, что он стал горячее или холоднее, легче или тяжелее, он просто как-то изменился. И его изменение послало в мой мозг четкий и недвусмысленный приказ, которого нельзя ослушаться, потому что иначе конец.

Я поднял ствол и сделал парный выстрел. Между двумя глазами монаха красным цветком расцвел третий. Редкостная удача, очень трудно направить пулю в какую-то определенную часть тела противника, когда стреляешь навскидку. А вторая пуля усвистела куда-то далеко, это нормально, именно поэтому мы говорим "одиночный выстрел", а подразумеваем "парный".

Монах дернулся, как будто был марионеткой, которую резко дернули за веревочку откуда-то сверху. Он завалился на сторону и рухнул на землю, как мешок с чем-то мягким и неодушевленным. Я успел заметить, что глаза Христа погасли и стали обычными серебряными глазами серебряного распятия.

–  Бросайте ружья! Быстро!
– резко крикнул Усман и стрельцы послушно выполнили команду.

–  Ты!
– показал он на подпоручика.
– Медленно достаешь пистолеты по одному и кидаешь на землю. Хорошо. А теперь все дружно слезаем с коней и начинаем разговаривать.

Он подошел ко мне и спросил:

–  Почему ты выстрелил?

–  Глаза на распятии…

–  Думаешь, это было опасно?

–  Уверен. Понимаешь, крест…

–  Потом расскажешь. Эй, бойцы!

Бойцы стояли вокруг нас унылым полукругом, держась на почтительном расстоянии.

–  Кто мне скажет, - начал Усман, - зачем вы нас искали?

Подпоручик Емельянов неуверенно открыл рот и начал говорить, вначале сбивчиво, а потом все более четко:

–  Купцы донесли о двух разбойниках в броне и с пищалями, ехавших на подводах Тимофея Михайлова.

–  Почему разбойниках?
– удивился Усман.

–  Потому что на вас не стрелецкая форма. Огнестрельное оружие носят баре, стрельцы и разбойники.

–  Может, мы баре?

Емельянов вежливо улыбнулся.

–  Ладно, вы приняли нас за разбойников. Что с нами случилось бы, если бы мы сдались?

–  Как что? Что обычно. Свезли бы в судейский приказ на правеж, а остальное не наше дело.

–  Что за правеж? Дыба, что ли?

–  Может, и дыба, - согласился подпоручик.
– Только разбойники обычно все сами выкладывают.

–  А если мы не разбойники?

–  А кто же тогда?

Усман вопросительно взглянул на меня и я кивнул.

–  Похоже, что мы явились сюда из другого мира, - начал я и трое стрельцов немедленно перекрестились.
– В этом мире от рождества Христова прошло 2002 года, там есть автомобили и самолеты, и нет стрельцов и помещиков. В нашем мире грамоте обучены все и каждый может читать библию, сколько ему заблагорассудится. И еще у нас нет обычая подкладывать молоденьких девчонок священникам и разбойникам. С нами случилось что-то непонятное и мы оказались здесь, мы долго брели через лес, а потом вышли на дорогу и встретили Тимофея Михайлова с сыном и внуком. Вместе с ними мы приехали в Михайловку и провели там ночь. Сегодня мы поехали вам навстречу, чтобы встретить тех, кто может объяснить, что вообще здесь происходит и почему, кстати, глаза у распятия загорелись желтым пламенем?