–  Тьма-тьмущая, - лаконично ответил Тимофей.

–  А точнее не знаешь?

–  А кто ж его знает точнее? Много там народу, больше, чем в Серпухове, в Подольске и в Троицке, вместе взятых, вона как много!

–  А что у тебя в мешках, что на первой телеге?
– спросил Усман.

Дед Тимофей замолчал, будто прикусил язык. Потом он нехотя произнес:

–  Значит, разбойники.

–  Да не разбойники мы никакие!
– возразил Усман.
– Просто интересно, что, спросить нельзя?

–  Спросить-то можно, - печально сказал дед.
– Ситец там, рогожа, платок шелковый для Маськи, гвозди железные, крючки рыболовные, соль пищевая… мы же с рынка едем, сено продавали. Отбирать будете?

–  Да ну тебя!
– рассмеялся Усман.
– На хрена нам все это барахло! Если нас с Сергеем покормить, да в баньке попарить, да разговором развлечь, так ничего нам больше и не нужно от вас. Можем и заплатить.

–  Чем заплатить?
– заинтересовался дед.

Усман вытащил гранату из одного из многочисленных кармашков камуфляжа.

–  Знаешь, что такое?
– спросил он.

–  Нет, - дед боязливо отодвинулся в сторону.

–  Дергаешь за кольцо, бросаешь и прячешься. Через четыре секунды она взрывается.

–  Это как?

–  Разрывается на части вдоль насечки, а вот эти квадратики разлетаются во все стороны.

–  Как пули?

–  Примерно.

–  Проверяете, ваше священство?

–  С чего ты взял?

–  Проверяете, не польщусь ли на запретное. Нет, ваше священство, у нас в Михайловке законы чтят как положено. Будет вам и обед, и баня, и все остальное, и все за бесплатно, как и положено. А яйцо вот это я у вас и даром не возьму.

–  Почему?

–  Запретное потому что.

Мы еще долго ехали, почти до самого вечера. Ни одного постоялого двора на дороге не встретилось, Тимофей пояснил, что они размещаются в дне пути друг от друга, и до следующего мы доехали бы в аккурат к закату. Трижды мы встречали встречные обозы, которые при виде нас заранее съезжали на обочину, уступая дорогу. Хозяева одного обоза даже куда-то попрятались, и если бы мы с Усманом польстились на немудреное добро, наваленное в телеги, оно досталось бы нам без малейшего труда. Странно, что никто нас не обгонял, хотя мы ехали шагом, и что нам не встретилось ни одного всадника и ни одного пешего путника.

Я спросил об этом деда Тимофея и получил исчерпывающий ответ:

–  Боятся. Попрятались, стало быть.

–  А чего боятся?
– удивился я.

–  Как чего? Вас и боятся. С пищалями, в броне, да еще в такой страшной броне, ненашенской. Любой испугается.

Больше мы не возвращались к этой теме. Из разговора я узнал, что семья у деда Тимофея большая, больше половины деревни Михайловки приходятся ему родственниками, что помещика Евпраксина живьем никто не видел, потому что он живет в Москве, как и положено помещику, а в имении никогда не бывал, ибо нечего ему там делать. Цены на соль и на шелк растут год от года, и купцы говорят, что это из-за войны с немцами. Война идет уже третий год и каждую весну проходит рекрутский набор, а в прошлом году еще один набор был осенью. А в Троицком монастыре тоже, говорят, провели внеочередной набор монахов. Несмотря ни на что, жизнь идет своим чередом, молодых мужиков в войско забрали не всех, и ничего интересного, в общем, в мире не происходит.

–  А кто на нашей стороне воюет?
– спросил я.
– Англичане, французы?

–  Немцы какие-то воюют, - ответил Тимофей.
– Одни немцы за нас, другие против нас, а какие из них кто, простому человеку не разобрать.

–  Первая мировая война?
– предположил Усман.

–  Вполне может быть. Слушай, дед, а пушки в русской армии есть?

–  В войске-то? Есть, а как же, есть пушки.

–  А танки?

–  А это еще что?

–  Повозки такие бронированные с пушками.

–  Нет, о таком не слыхал. Да и зачем повозки бронировать? От божьего слова броня не защитит.

Дальше разговаривать было бессмысленно. Половину вопросов дед не понимал, а на вторую половину отвечал так, что понятнее не становилось. Потихоньку мы перешли на более житейские темы. Я рассказал анекдот про то, как молодой человек пошел к родителям любимой девушки просить руки их дочери, а будущая теща предложила ему с ней переспать. Будущий зять пошел к машине за презервативом, где его встретил будущий тесть, который сообщил ему, что это было испытание, которое он успешно выдержал, раз покинул дом с таким загадочным выражением на лице.

–  А что такое презерватив?
– спросил Тимофей и добавил, выслушав мои объяснения: - Придумают же люди… грех это божьему промыслу препятствовать.

–  В каком смысле?
– не понял я.

–  В таком смысле, что раз кому суждено дите зачать, так это божий промысел и препятствовать ему нечего. Иначе геенна огненная.

Больше я не рассказывал анекдотов.

Ближе к вечеру, когда наш обоз свернул с главной дороги на проселок, едва намеченный колесами немногочисленных телег, дед снова начал горланить песни, все были похабные, а некоторые довольно смешные. Когда дед устал, я спел пару песен из "Сектора Газа", которые понравились деду гораздо больше, чем анекдот про тещу. Он только не понял, что такое педераст. Пришлось объяснить, а потом выслушать очередную тираду о грехе. Какие-то здесь они все слишком религиозные.