В дом я вошла в таком романтически-возвышенном настроении, что не сразу заметила перемену в окружающих. Лишь когда очнулась в комнате, где все домашние, включая Таню, сидели молча, наблюдая за мной, словно я начну показывать фокусы, насторожилась. Как-то неуютно стало сразу, будто от меня одной утаилось то, что знают все. Потом вспомнила: как раз перед тем, как мне уйти на улицу, Таня завела разговор с Глебом. Что же она ему такого сказала, что он смотрит на меня так? А остальные, вероятно, все узнали от него. Я решила было обидеться, но тут хозяин встал, хлопнул в ладоши:

– Так, нечего тут без дела ошиваться! Давайте-ка, дочки, Иван - за книги, Максим, пойдем со мной.

Суровый дядька. Кстати, телевизора у них я не заметила. Похоже, не приветствуется у них праздное времяпровождение. Хотя, у Вани есть компьютер.

Все разошлись, мы с Таней остались вдвоем.

Она подошла к печи, по обыкновению затопленной, опустилась на колени перед заслонкой, открыла, уставилась на тлеющие угли. Глаза ее блестели, в них отражались яркие всполохи, мне вдруг захотелось выключить свет и подойти к ней. Что и сделала.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– тихо спросила я ее, усаживаясь рядом.

Она покачала головой, не отводя взгляда от углей. Я не настаивала. Решила подождать и прислушаться к ее настроению. А оно было странным.

– Чего ты боишься?

Ее глаза наполнились слезами. Блестящие дорожки прокатились по щекам, а она не вытирала.

– Боюсь, да. Всего боюсь.
– Она говорила прерывисто, через силу.
– Зачем люди любят, скажи мне? Пока человек ни к кому не привязан, он свободен. Любовь сковывает по рукам и ногам, заставляет постоянно дрожать от страха за того, кто дорог.
– Она всхлипнула и обняла меня.
– Я за тебя теперь боюсь. За Макса.

– Солнышко мое!
– Я расплылась в улыбке.
– Это же прекрасно, что ты любишь! Смотри, всего пара дней прошла с нашего разговора, а ты нашла свое счастье!

– Да какое счастье? Сама себя ругаю, а сопротивляться не могу - тянет. Зачем оно мне? Снова обжечься? Я не способна быть с кем-то, характер не тот. И все равно разбежимся...

– Дурочка, - я подняла пальцами ее лицо.
– Он тоже любит.

– Да с чего ты взяла?
– она отпрянула и снова уставилась на огонь.

– Ты не забыла? Я просто чувствую.

Таня посмотрела на меня.

– Но и ты можешь ошибаться.

– Не веришь - не надо, - пожала я плечами.
– Ничем не могу тебе это доказать. Разве что посоветую послушать свое сердце. Или и ему ты не веришь?

Она смущенно улыбнулась. Оттаяла, наконец.

– Ну, так скажешь, о чем вы говорили с Глебом?

– Да ты и сама знаешь, - вздохнула она.
– О Яне.

– А какое отношение она имела к тому, что он рассказывал?

– Так это ведь она тогда... В ту ночь она исчезла. Я думала - маг все-таки уничтожил ее. А потом...

Она замолчала.

– Подожди, как в ту ночь? Она же в сентябре умерла?

– Аня, - Татьяна говорила тихо, глядя мне в глаза.
– Яна вообще не умерла.

Какое-то время я сидела, ошарашенная, собиралась с мыслями, не зная, что сказать. Таня тоже молчала, помешивая кочергой угли.

– Не думай, физически ее нет на земле, - продолжила она.
– Жива ее душа.

– Да?
– осторожно спросила я.
– И где же она?

– Я часто с ней общаюсь. Она замечательная.

Я оглянулась на всякий случай, ожидая увидеть что-то типа привидения.

– Тань, ты серьезно?

– Нет, конечно, - ответила она, вставая.
– Пошутила я. Она жива в моей памяти, в сердце. И общаюсь я с ней - вымышленной.

– Ну и шутки у тебя!
– обиделась я.
– Предупреждать надо. Я привидений боюсь.

Таня расхохоталась и так заразительно, что и я засмеялась, сама не зная, от чего.

Зажегся свет, в комнату вошел Глеб.

– Идемте-ка, - приказал гробовым голосом, да и вид у него был не лучше.

Мы переглянулись, пожали плечами и пошли за ним. Поднялись по лестнице, вошли в кабинет.

На столе стоял раскрытый ноутбук, удивительно чужеродный простецкой обстановке. Надо же, Глеб - наш суровый Дед Мороз, и владеет компьютерной грамотностью!