– Иди сюда, - поманил он меня.

Я села на стул, он щелкнул мышкой по изображению, заиграл видеоролик. Съемка, похоже, новостная. Бледная, растерянная девушка с микрофоном на фоне деревни.

– Чудовищное по цинизму преступление совершено сегодня в поселке Северном. Зверски убита семья местного священника.

Передо мной замелькали кадры: санитары выносят из большого, добротного дома носилки с телами, упакованными в черные полиэтиленовые мешки. И самое страшное - после больших пакетов выносят маленькие - детские, много, не меньше пяти.

Меня замутило.

– Неизвестные проникли в дом, когда вся семья приготовилась к обеду. Никто из односельчан не слышал криков и шума. Неясно, почему они не оказали сопротивления: в доме находились несколько крепких мужчин. Также остается невыясненным, каким оружием совершено убийство...

Глеб снова щелкнул мышкой, на мониторе застыло в немом сожалении красивое лицо журналистки.

– Что скажешь?
– спросил он меня.

Я дрожала, вдруг промерзнув до костей. Меньше всего хотелось говорить то, что чувствовала. Перед глазами стояли кадры, которых никто не увидит и не снимет: у порога трое мужчин провожают четвертого. Задержались, заговорили глухо, чтоб не слышали остальные домочадцы:

– Сколько у нас времени?

– Спроси что-нибудь полегче, - со вздохом ответил гость.
– Все меняется с каждой минутой. Сами, поди, чувствуете, как растет напряжение?

Сутулый лысый мужчина с аккуратной бородкой кивнул:

– Да, тяжко становится. Звереют охотнички-то, землю роют. Давно им такой шанс не выпадал, в этот раз они ни перед чем не остановятся.

– Вот то-то и оно, Стас. Собирай народ. И... это... берегитесь сами.

– У нас все в порядке будет, - ответил молодой коренастый брюнет.
– Сегодня подтянутся наши.

– Молодцы. Давайте, братья. Свидимся.

– И тебе счастливо, Глеб Борисович, - уже в спину уходящему гостю ответил старший.

Затем повернулся к родным:

– Степан, детей здесь собери, чтоб на улице не напали на них. Бабы тоже пусть не высовываются, пока помощь не придет. Антон, а ты приступай, не откладывай в долгий ящик.

Я вытерла со лба холодный пот и спросила Глеба:

– Что должен был сделать Антон?

Несмотря на позднее время, дом наполнился людьми. Сразу стало тесно и шумно. Показалось, что весь поселок собрался у нас. Не было видно, правда, детей и подростков. Только взрослые. Мне захотелось найти укромное местечко и просто побыть одной. Я пошла по коридору, сталкиваясь с незнакомыми мне мужчинами и женщинами, но все здоровались со мной и многие называли по имени. Откуда они меня знают? Так, наверное, чувствуют себя звезды. Захотелось натянуть капюшон на голову и надеть темные очки.

В комнате, где я спала накануне, было темно и пусто. Я облегченно вздохнула, свет включать не стала, подошла к окну. С высоты второго этажа было видно, что во многих домах горит свет, из труб идет дым, поднимается столбами от высоких крыш в темное звездное небо. На улице морозно... От моего дыхания запотело стекло. Как в детстве, провела пальцем по затуманившейся поверхности, нарисовала окружность, в ней - рожицу: точка, точка, запятая... Посмотрела сквозь нее на стекло, увидела свое размытое отражение, и оно показалось мне живущим отдельно, словно нас в этой комнате двое - я и та, что смотрит с темной поверхности окна. Черт лица не видно, только контуры тела. Я поправила волосы, незнакомка сделала то же. Я положила руку на стекло, и она тоже.

В голове, как ни странно, было пусто. Ни одной мысли о том, что узнала от Глеба. Совершенно нелогичное спокойствие и апатия. Подумаешь, война! Да что она значит по сравнению с тем, что я второй день не вижу Сережу. Война... Хотя, я поторопилась делать выводы. От кончиков пальцев по телу разлился холод, меня затрясло, и дыхание больше не туманило стекло. Я сжала ледяными пальцами виски. Захотелось домой. Лечь спать в свою постель, проснуться, пойти на работу. Выслушать нагоняй от шефа. Выпить литр кофе, разобрать ленту новостей, выбрать объект и отправиться на охоту. Следить за ним, выжидать время, когда можно поближе подобраться и задать несколько вопросов. Тут главное - оглушить жертву, когда размякнет, и будет находиться в добродушном настроении. А потом записывать на диктофон пьяные откровения, внутренне торжествуя: йес, я сделала это! И с видом победительницы вернуться в офис, собрать аплодисменты, сдать редактору отчет и кассету. После публикации, конечно, шум, крики, угрозы судебного разбирательства... Но кто их боится? Как говорит шеф, любой пиар во благо.

Как далеко это все... Мир оказался с двойным дном. И тут, за подкладкой, действительно страшно. Это не сказки. Перед глазами встали кадры недавнего видеоролика. Это не постановочные сцены из кино. Это правда. И застывшие глаза малышей - правда.

Дверь тихонько открылась и вошла Таня. Подошла, встала за моей спиной, в отражении нас стало двое. Неожиданно на меня накатило раздражение.

– Что? Следишь за мной?

– Слежу?
– удивилась она.
– А что, просто так нельзя прийти?