Ее губы побледнели, растерянные глаза широко распахнулись. Лариса не знала, куда девать руки, им не находилось места ни на столе, ни на коленях, ни на груди.

Я ободряюще улыбнулся ей:

— Ну же!

— Да, ты угадал… Мне необходимо тебе кое-что сказать, — выдавила она полушепотом, отворачиваясь.

Некоторое время мы молчали. Потом Лариса с усилием повернула ко мне голову и попробовала что-то произнести. Но губы не слушались ее, они лишь безвольно дергались, а слов не было. Я решился помочь ей.

— В твоей жизни появился другой мужчина, так?

Она бросила в мою сторону торопливый, горячечный взгляд и, резко вскинув руки, закрыла ладонями лицо. Плечи ее вздрогнули.

— Лариса, ты не знаешь, что делать, ты находишься на перепутье, — мой тон был преисполнен нежности и отеческой заботливости. — Мужчина, полагаю, предложил тебе выйти за него замуж. И ты хочешь этого, ты хочешь иметь полноценную семью. Но боишься меня обидеть. Я верно излагаю?

— Да, все так и есть, — прошептала она, все еще прикрывая ладонями лицо. Я видел, как сквозь пальцы просачивались слезы.

Помолчав, я терпеливо продолжил:

— Мне кажется, что нужно отбросить сомнения. Если тебе дорог этот человек, смело соединяй с ним свою судьбу. Не перечь сердцу!

— Но я люблю тебя, а не его! — почти выкрикнула Лариса и вскинула голову. На ее покрасневшем заплаканном личике застыла гримаса боли и отчаяния. У меня от жалости сжалось сердце. — Он хороший, он мне нравится. Но в моей душе — ты! Застрял, как заноза, понимаешь? А какие у меня с тобой перспективы?

— Никаких! — ответил я за Ларису и рассудительно прибавил: — Он и я — две большие разницы. Он будет твоим законным супругом. А я — только временное явление в твоей жизни.

Поднявшись со стула, я подошел к любимой и присел на корточки прямо перед ней. Ладонью отер с ее щек капельки серебристой влаги. Лариса молчала, уставившись в занавешенное окно.

— Как же ты обо всем этом узнал? — спросила она по прошествии нескольких минут, немного успокоившись.

Я тяжело вздохнул.

— Узнал и все. Разве это так важно?.. Кто он?

— Мужчина из соседнего подъезда…

— Это тот Валерий, который поменял тебе замки на двери?

— Да, — еле слышно прошептала Лариса.

Я умолк, понимая, что больше говорить не о чем. Погладил Ларисины колени и сел на прежнее место. Она впервые за вечер прямо взглянула мне в глаза:

— Не молчи! Ради Бога, Ваня, не молчи! Что же мне делать?

Я развел руками.

— Решай сама. Скажу лишь, что мне очень жалко с тобой расставаться. Но я не вправе тебя удерживать. Я не могу тебе дать того счастья, которое может дать он, этот Валерий. Советую как друг: выходи за него замуж.

Почувствовав, что глаза мои увлажняются, я склонился над столом и начал разминать сигарету.

— Ты плачешь, Ваня…

— Нет.

Лариса подошла и нежно, но осторожно и неуверенно — не так, как прежде, — погладила меня по голове.

— Как же мне быть? Как, а, Ванечка? — вопрос прозвучал таким трагическим тоном, что я невольно поднял на нее глаза. Она рыдала без слез, до черноты закусив губы.

Я закурил. Подымив минуту, смял окурок в пепельнице и обнял Ларису за стан.

— Он разведенный?

— Уже два года, как развелся с женой.

— Жаль! — молвил я напряженно и с досадой. — Лучше бы этот Валерий был вдовцом.

— Почему, Ваня?

— Хороших мужей жены не бросают.

— Он сам ее бросил. Она гуляла, постоянно изменяла…

— Ну да, и гуляла, и пила. А он управлялся по дому, растил детей, вкалывал, как проклятый. Ночей не досыпал. Знаем мы эти байки!

— Нет, она действительно ему изменяла! — с пафосом возразила Лариса. — Я ее знаю.

— Ну, если это так, — я старался не смотреть ей в глаза, — то, думаю, тебе нужно попытаться построить с ним жизнь. Может, у вас все прекрасно получится…

— Я Валерия раньше как-то мало замечала, — она задумчиво теребила пряди моих волос. — Конечно, знала, что Валерий живет в нашем доме, и видела, что человек он положительный, но особого внимания не обращала. А тут… Пришел и сделал предложение.

— Ну, я полагаю, у вас состоялся не только разговор, — промолвил я равнодушным тоном. — Оно и понятно. Вы ведь не мальчик и девочка…

Лариса дернулась, будто ее ударили по лицу, и вмиг отпрянула от меня. Но не проронила ни слова. Молча опустилась на стул и, повесив голову, скорбно застыла.