– Но ничто другое нам не поможет! – Завернув обломки клинка в свой плащ, он сунул их под мышку. – Пойдем.

Лия неохотно довела его до лестницы.

– Осторожнее, – предупредила она. – Мы наверняка с кем-нибудь столкнемся. Говорить буду я.

– Зачем подвергать себя опасности? Или ты бежишь со мной?

Эльфийка повернулась к нему:

– Ты боишься за меня?

– Разумеется, как за весь Альвхейм.

– А… за Фреду?

– Фреда для меня дороже всего на свете, дороже эльфов, богов и людей, вместе взятых. Я люблю ее.

Румянец на щеках Лии сменился прежней бледностью.

– Не стоит за меня бояться, – сказала она. – Я всегда сумею убедить Вальгарда, что ты околдовал меня и принудил пойти с тобой.

На верхней ступеньке лестницы маячила фигура стражника.

– Стоять! – гаркнул тролль, едва завидев их.

– Ты смеешь приказывать своему князю? – ледяным тоном осведомилась Лия.

Тролль попятился:

– Прости, господин… я… ты проходил мимо совсем недавно…

Они вышли во двор. Скафлок уверен был, что обман вот-вот раскроется. Бежать, бежать отсюда! Лишь могучим усилием воли удалось ему сохранить наружное спокойствие.

Воинов во дворе было не много. На востоке уже занималась заря. Было очень холодно.

Лия жестом велела отпереть западные ворота замка. Тролли повиновались. Эльфийка заглянула в глаза Скафлоку.

– Дальше ступай один, – проговорила она. – Ты знаешь, что делать.

– Да вроде бы, – ответил он. – Мне нужно найти великана Болверка и заставить его выковать меч заново.

– Болверк… Его имя означает «злодей»… Я начинаю догадываться, что это за клинок и почему до него не осмелится дотронуться никто из карликов. – Лия покачала головой. – На твоем лице, Скафлок, я читаю, что никакие бесы и демоны не остановят тебя, разве что смерть или отчаяние. Но подумал ли ты о своей драгоценной Фреде? – Последние слова она произнесла с кривой усмешкой.

– Она не хочет расставаться со мной. – Улыбка Скафлока исполнена была любви и гордости. Первые лучи солнца золотили его волосы. – Нас с ней не разлучить.

– Так-так. А где ты собираешься искать великана?

Лицо Скафлока посуровело.

– Я думаю пробудить мертвеца, – сказал он. – Имрик научил меня, как это делается. Им многое ведомо.

– Но ведомо ли тебе, что мертвые мстят тем, кто нарушает их сон? Устоишь ли ты против призрака?

– Я должен попытаться. Сдается мне, колдовство убережет меня.

– Тебя, может, и убережет, а… – Лия запнулась. – А если он отомстит тебе, погубив Фреду?

Его губы побелели.

– Она так тебе дорога? – тихо спросила эльфийка.

– Да, – ответил он хрипло. – Ты права, Лия. Пускай лучше падет Альвхейм, чем…

– Подожди! Я хочу дать тебе совет. Но сперва я попрошу тебя об одолжении.

– Скорее, Лия, скорее!

– Скажи мне вот что. Если Фреда покинет тебя… погоди, погоди, не перечь… если она покинет тебя, что тогда?

– Не знаю. Я не могу представить себе такого.

– Может, вернешься с победой сюда? И вновь станешь эльфом?

– Посмотрим. Пока я ничего не знаю. Скорее, Лия!

Она улыбнулась и лукаво поглядела на него:

– Слушай же, Скафлок. Пробуди тех, кто рад будет помочь тебе, тех, за кого мстишь ты сам. Разве Вальгард не убил всех родичей Фреды? Пробуди их, Скафлок!

На мгновение юноша замер, потом бросил на землю клинок, схватил эльфийку в объятия, прильнул к ее губам; подобрав меч, он пробежал через ворота и в следующий миг скрылся в лесу.

Лия долго смотрела ему вслед. Если ее догадка насчет клинка верна, значит должно произойти то же самое, что случилось однажды в былые годы. Она рассмеялась.

Вальгарду доложили, что по замку бродит его двойник. Когда он стал расспрашивать свою наложницу, та, дрожа как осиновый лист, пробормотала, что ее околдовали во сне и что она ничего не помнит. Однако на снегу остались следы, а потому на закате князь и его воины оседлали коней и пустились в погоню.

Фреда неотрывно глядела в ту сторону, где находился Эльфхьюк. Шла вторая ночь ожидания. Девушка замерзла так сильно, что перестала даже чувствовать холод. Эльфийские лошади не могли согреть ее, они ничуть не походили на тех теплых, добродушных животных, к которым она привыкла дома. Вспомнив о доме, она неожиданно остро ощутила свое одиночество: ей почудилось, будто на всем белом свете нет никого, кроме нее, лунного света и снега.

Она не смела плакать. Скафлок, Скафлок, жив ли он?

Поднявшийся ветер пригнал откуда-то тучи, они накинулись на луну, словно огромные черные драконы, и поглотили ее. Ветер завывал вокруг шалаша, в котором пряталась девушка, забирался внутрь, проникал под одежду. «Хой, хой! – восклицал он, швыряясь снежными зарядами. – Хой, хой!»