— Вотъ теб и мусульманская земля! Магометъ запретилъ вино, а они коньякъ продаютъ въ буфет.

— И ты выпилъ? воскликнула Глафира Семеновна.

— Выпили съ англичаниномъ по рюмочк. Почемъ знать! Можетъ быть, ужъ послдній разъ? Можетъ быть, ужъ дальше ни за какія деньги не достанешь, сказалъ Николай Ивановичъ.

— Ахъ, дай-то Богъ!

Поздъ тронулся. Глафира Семеновна начала креститься. Отъ валерьяновыхъ капель она чувствовала себя спокойне и повторила пріемъ. Второй пріемъ сталъ наввать на нее даже сонъ и она стала дремать.

Пришелъ турокъ кондукторъ еще разъ проврять билеты.

— Скоро станція Черкеской будетъ? спросила она его по-французски.

— Узункьопрю… Павловской… Люле-Бургасъ… Мурядли-Кьопекли — Черкаскіой… далъ отвтъ кондукторъ, перечисливъ станціи.

— Мерси… А на всякій случай вотъ вамъ, сказалъ Николай Ивановичъ по-русски и сунулъ кондуктору нсколько піастровъ. — Все-таки лучше, когда бакшишемъ присаливаешь, обратился онъ къ жен.

Разговоръ съ англичаниномъ изсякъ. Англичанинъ сидлъ молча въ углу купэ, завернувъ свои длинныя ноги пледомъ, и клевалъ носомъ. Онъ хотлъ погасить принесенныя съ собой свчи, но Глафира Семеновна попросила оставить ихъ горящими.

— Уснетъ онъ, подлецъ, наврное уснетъ, а мсто теперь самое опасное. Вотъ тоже пригласили къ себ караульщика-соню… говорила Глафира Семеновна мужу про англичанина, — Хоть ужъ ты-то не засни за компанію. А все вдь это съ коньяка, прибавила она.

— Ну, вотъ… Я ни въ одномъ глаз…

— Пожалуйста, ужъ ты-то не засни…

— Ни Боже мой…

А самою ее сонъ такъ и клонилъ. Валерьяна сдлала свое дло. Нервы были спокойны… Передъ станціей Узупкьопрю англичанинъ уже спалъ и подхрапывалъ. Глафира Семеновна все еще бодрилась. Дабы чмъ нибудь занять себя, она сдлала себ бутерброды изъ дорожной провизіи и принялась кушать. Съ ней присоединился супругъ и они отлично поужинали. Сытый желудокъ сталъ еще больше клонить ее ко сну.

— Неудержимо спать хочу, и если усну, пожалуйста хоть ты-то не спи и разбуди меня на слдующей станціи, сказала мужу Глафира Семеновна.

— Хорошо, хорошо! Непремнно разбужу.

Она закутала голову платкомъ и, сидя, прислонилась къ подушк, а черезъ нсколько минутъ ужъ спала.

Николай Ивановичъ бодрствовалъ, но и его клонилъ сонъ. Дабы не уснуть, онъ курилъ, но вотъ у него и окурокъ вывалился изъ руки, до того его одолвала дремота. Онъ слышалъ, какъ при остановк выкрикивали станцію Павловской, а дальше уже ничего не слышалъ. Онъ спалъ.

Такъ прохали много станцій. Глафира Семеновна проснулась первая. Открыла глаза и съ ужасу своему увидала, что Николай Ивановичъ свалился на англичанина и оба они спятъ. Свчи англичанина погашены. Свтаетъ. Поздъ стоитъ на какой-то станціи. Она посмотрла въ окно и увидала, что надпись на станціонномъ дом гласитъ «Kabakdschi» (Кабакджи). Опустивъ стекло, она стала спрашивать по-французски бородатаго красиваго турка въ феск:

— Черкеской? Станція Черкеской далеко еще?

— Прохали, мадамъ, станцію Черкескіой, отвчалъ турокъ тоже по французски и отдалъ ей честь по-турецки, приложивъ ладонь руки съ феск на лбу.

— Ну, слава Богу! миновала опасность! — произнесла Глафира Семеновна, усаживаясь на мсто и крестясь. — А мой караульщикъ-то хорошъ! — подумала она про спящаго мужа и принялась будить его.

Разбудивъ мужа, Глафира Семеновна накинулась на него, упрекая, зачмъ онъ спалъ.

— Нечего сказать, хорошъ караульщикъ! Въ самомъ-то опасномъ мст и заснулъ. Ну, можно-ли посл этого на тебя, безстыдника, въ чемъ нибудь положиться! говорила она.

— Да вдь благополучно прохали, такъ чего-жъ ты кричишь! отвчалъ Николай Ивановичъ, потягиваясь.

— Но вдь могло случиться и не благополучно, а ты дрыхнешь. Ахъ, все это коньякъ проклятый!

— Да всего только по одной рюмочк съ англичаниномъ мы и выпили.

— Выпьешь ты одну рюмочку, какъ-же… Знаю я тебя! Ахъ, какъ я рада, что наконецъ-то мы подъзжаемъ къ такому городу, гд вс эти коньяки ужъ по закону запрещены! вздохнула Глафира Семеновна.

Отъ возгласовъ ея проснулся и англичанинъ.

— Черкескіой? спросилъ онъ, щурясь и звая.

— Какое! Прохали. Давно ужъ прохали! Пассе… Дежа пассе Черкеской! махнула рукой Глафира Семеновна и прибавила:- Тоже хорошъ караульщикъ, минога длинная!

— Кель статьонъ апрезанъ? (т. е. какая теперь станція?) спрашивалъ англичанинъ.

— Кабакдже… Извольте, запомнила… Вамъ, обоимъ пьяницамъ, особенно должно быть мило это названіе станціи.

— Кабакджи?.. ce ca… Сейчасъ будетъ знаменитая Анастасіева стна, сказалъ англичанинъ по-англійски и перевелъ слова «Анастасіева стна» по-французски и по-нмецки и сталъ разсказывать о построеніи ея въ эпоху Византійскаго владычества для защиты отъ набговъ варваровъ. — Стна эта тянется отъ Чернаго моря до Мраморнаго и отъ Мраморнаго до Эгейскаго… повствовалъ онъ по-англійски, смотря въ окно вагона и отыскивая по пути остатки стны. — Вуаля… указалъ онъ на развалины четырехъ-угольной башни, виднвшейся вдали при свт восходящаго солнца.