Супруги слушали его и ничего не понимали. Англичанинъ взялъ нарядный путеводитель и уткнулся въ него носомъ. Вотъ и станція Чатальджа. Глафира Семеновна взглянула на часы на станціи. Европейскій циферблатъ часовъ показывалъ седьмого половину.

— Скоро мы будемъ въ Константинопол? задала англичанину Глафира Семеновна вопросъ по-французски.

— Въ девять съ половиной. Черезъ три часа, отвчалъ онъ и продолжалъ смотрть въ путеводитель. — Здсь вообще по пути очень много остатковъ римскихъ и византійскихъ построекъ, продолжалъ онъ бормотать по-англійски, когда поздъ отъхалъ отъ станціи Чатальджа, и вскор, увидавъ въ окно группу какихъ-то камней, за которыми виднлась каменная арка и полоса воды, произнесъ по-французски:- Римскій мостъ… Древній римскій мостъ черезъ рку Карасу…

Дале показались опять развалины Анастасіевой стны, на которыя не преминулъ указать англичанинъ, но супруги относились къ разсказамъ его невнимательно. Поздъ бжалъ по песчаной, невоздланной мстности, горы исчезли и лишь вдали виднлись голые темные холмы, ласкающія взоръ блыя деревушки также не показывались и путь не представлялъ ничего интереснаго. Супруги подняли вопросъ, гд-бы имъ остановиться въ Константинопол.

— Непремнно надо въ какой-нибудь европейской гостиниц остановиться, говорила Глафира Семеновна. — У турокъ я ни за что не остановлюсь. Они такіе женолюбивые… Все можетъ случиться. Захватятъ да и уведутъ куда-нибудь. Просто въ гаремъ продадутъ.

Николай Ивановичъ улыбнулся.

— Полно, милая, сказалъ онъ. — Прокуроръ разсказывалъ, что Константинополь въ своихъ европейскихъ кварталахъ совсмъ европейскій городъ.

— Мало-ли, что прокуроръ съ пьяныхъ глазъ говорилъ! Какъ прідемъ на станцію, сейчасъ спросимъ, нтъ-ли какого нибудь Готель де Пари или Готель де Лондонъ — и въ немъ остановимся. Непремнно чтобы была европейская гостинница и съ европейской прислугой.

— Да вотъ спросимъ сейчасъ англичанина. Онъ человкъ въ Константинопол бывалый. Гд онъ остановится, тамъ и мы себ комнату возьмемъ, предложилъ Николай Ивановичъ.

— Пожалуйста, ужъ только не выдавай себя въ Константинопол за генерала. Узнаютъ, что ты самозванецъ, такъ вдь тамъ не такъ, какъ у славянъ, а, пожалуй, и въ клоповникъ посадятъ.

— Да что ты, что ты! Зачмъ-же это я?..

Они стали разспрашивать англичанина, какія въ Константинопол есть лучшія европейскія гостинницы и гд онъ самъ остановится.

— Пера Паласъ, — отвчалъ онъ, не задумываясь. — Готель перваго ранга.

— Такъ вотъ въ Пера Паласъ и остановимся, сказалъ Николай Ивановичъ.

— А лошадинымъ бифштексомъ тамъ не накормятъ? задала англичанину вопросъ Глафира Семеновна.

Англичанинъ сначала удивился такому вопросу, но потомъ отрицательно потрясъ головой и пробормоталъ:

— Жаме…

Промелькнула станція Яримъ-Бургасъ, при чемъ англичанинъ опять указалъ на развалины древняго римскаго моста черезъ рку Зинаръ, промелькнула станція Крючукъ-Чекмендже, отъ которой можно было видть вдали полоску Мраморнаго моря, и наконецъ, поздъ остановился въ Санъ-Стефано.

— Здсь 3 марта 1878 года вы, русскіе, подписали съ турками знаменитый Санъ-Стефанскій договоръ, покончившій войну 1877 и 1878 годовъ, сказалъ англичанинъ по англійски и прибавилъ по-французски: «бравъ рюссъ».

— Да, да… Санъ-Стефанскій договоръ! вспомнилъ Николай Ивановичъ, какъ-то понявъ о чемъ ему англичанинъ разсказываетъ, и обратилъ на это вниманіе жены, но та отвтила:

— Ахъ, что мн до договора! Лучше спросимъ его, можно-ли въ Константинопол найти проводника, говорящаго по-русски. И она принялась разспрашивать объ этомъ англичанина.

Но вотъ и станція Макрикіой, послдняя передъ Константинополемъ. Вдали на откос холма виднлись красивые домики европейской и турецкой архитектуры. Поздъ стоялъ недолго и тронулся.

— Черезъ полчаса будемъ въ Константинопол, сказалъ англичанинъ, вынулъ изъ чехла свой громадный бинокль и приложилъ его къ глазамъ, смотря въ окно.

— Сейчасъ вы увидите панораму Константинополя, разсказывалъ онъ Глафир Семеновн.

Та тоже вынула бинокль и стала смотрть. Вдали начали обрисовываться купола гигантскихъ мечетей и высокихъ стройныхъ минаретовъ, упирающихся въ небо. Мстность отъ Макрикіой ужъ не переставала быть заселенной. Промелькнулъ веселенькій, ласкающій взоръ городокъ Еникуле, показался величественный семибашенный замокъ. Началось предмстіе Константинополя.

Вскор поздъ сталъ убавлять ходъ и въхалъ подъ высокій стеклянный навсъ Константинопольской желзнодорожной станціи.

На станціи кишла цлая толпа турокъ-носильщиковъ съ загорлыми коричневыми лицами, въ рваныхъ, когда-то синихъ курткахъ, въ замасленныхъ красныхъ фескахъ, повязанныхъ по лбу пестрыми бумажными платками. Они бжали за медленно двигающимся поздомъ, что-то кричали, махали руками, веревками, которыя держали въ рук, и кланялись, прикладывая ладонь ко лбу, стоявшимъ въ вагон, у открытаго окна супругамъ Ивановымъ. Виднлись, стоявшіе на вытяжк турецкіе жандармы въ синихъ европейскихъ мундирахъ, высокихъ сапогахъ со шпорами и въ фескахъ. Но вотъ поздъ остановился. Носильщики толпой хлынули въ вагонъ, вбжали въ купэ и стали хватать вещи супруговъ и англичанина, указывая на нумера своихъ бляхъ на груди. Они выхватили изъ рукъ Николая Ивановича даже пальто, которое тотъ хотлъ надвать.