При последних словах Чандра Босс вздрогнул, но постарался взять себя в руки.

— Какое мне дело до каких-то дохлых турок?! — ста­рался говорить он небрежно. — Кто попал в воду, сухим не выберется, кто попал в могилу, живым не выйдет...

Глаза его буквально буравили лицо собеседника.

— Хорошо... — воскликнул Алаярбек Даниарбек. — Друг говорит, болея, враг — смеясь. Вспомним, что бы­ло ещё раньше. Скажите, вы не помните, господин Су­лейман, площадь казарм с покосившейся грязной балаханой? В каждой худжре жили по два-три сарбаза. А под худжрами стояли лошади. А солдаты сешамбеги три дня только жили в своих худжрах, а четыре дня батра­чили у вельмож и в жару и в холод. Потом раздавали жалование. Приезжал сам кушбеги, военачальники-саркарда, все в золотых и серебряных халатах. Мирза выкликал фамилии. Солдаты подходили, получали день­ги. Но тут же поворачивались и шли к сутхуру, индусу-ростовщику, и отдавали свои долги, а? Не помните?

Потирая лоб рукой, Чандра Босс, точно всё ещё бу­дучи не в состоянии вспомнить, прикрывал глаза.

— После выплаты жалованья, — продолжал Алаяр­бек Даниарбек, — вели солдат на площадь у Самарканд­ских ворот, и мирза читал приказ.... Помните, людей об­нажали до пояса, клали на большой барабан и колотили палками так, что барабан отзывался в их внутренностях: трум-трум-трум-трум.

— Что вы хотите? — нервно прервал его Чандра Босс — Пусть сгорят в могиле кушбеги, саркарда, сол­даты, — кто вы и чего от меня хотите?

— Я хочу сказать, господин, что вы тогда называ­лись саркарда Карим-эфенди.

— Может быть. Ну и что же. Я верно служил эми­ру и делу ислама... и...

— Но вы, господин саркарда Карим-эфенди, раз сидели рядом с кушбеги и смотрели вниз на барабан. А на барабане лежал солдат, и с порванной спины его свисали клочья мяса и текла кровь. А за что его били до смерти?..

— Какое мне дело до какого-то болвана, мошен­ника!

— Хорошо, а не вспомнить ли нам, что случилось ещё раньше?!

— Долго вы будете заниматься воспоминаниями?!

— Тсс! Немного внимания. Я только хочу расска­зать об одном караване. Шёл караван. В своих вьюках верблюды тихонько везли и винтовки, и патроны, и мундиры для бухарских солдат, и... золото, английское золото, а хозяином каравана был индусский купец Чандра Босс, а охраняли караван в пути от Сарай-Камара от большевиков, сидевших в Керки и Термезе,бухарские сарбазы. Долог путь верблюдов, медленно звенят колокольцы. Мало ли что случается в далёком пути! Но пророк Хизр, помощник странствующих и пу­тешествующих, сохранил со своими сорока чильтанами караван от бед. И когда он прибыл в благородную Бухару, то вдруг оказалось, что золото исчезло. Чандра Босс на священном коране поклялся, что английское зо­лото украли воры и предатели сарбазы.

— Проклятие! Но все сарбазы подохли в зиндане, захлебнулись в своих испражнениях и крови.

— Да, по воле аллаха. — смиренно проговорил Алаярбек Даниарбек, — после наказания на площади у Са­маркандских ворот всех сарбазов бросили в тюрьму. Господин купец Чандра Босс смазал ладони тюремщи­кам, и тем, кто ещё остался жив, отрезали языки. Но... хитёр был Чандра Босс, а кое-кто оказался похитрее.

Давно порывавшийся что-то сказать Чандр Босс воскликнул.

— Ты… ты Алаяр…

— Да, господин Сулейман или Чандра Босс... это я, ваш друг Алаярбек Даниарбек, с вашего соизволения. Да, это я, с которым вы спали у степных костров под одной попоной. Это я, Алаярбек Даниарбек, которой вытащил вас из Аму-Дарьи, когда перевернулся каюк и вы уже совсем захлебнулись, это я — Алаярбек Да­ниарбек, которого вы, украв вьюки с золотом и деньгами, отдали в руки палачей. Да, это я Алаярбек Даниарбек и это я пойду сейчас к господину Энверу и скажу: вот он, вор и грабитель, это он ограбил и обворовал зелёное знамя пророка.

— Хватит! — заорал Чандр Босс, и в глазах его Ала­ярбек Даниарбек прочитал злобную решимость, — хва­тит. Замолчи! А то я сейчас крикну, что ты большевик, шпион, и...

— Ффу, — тебе никто не поверит, — все знают, что я Даниар-курбаши. Тебя народ разорвёт на части... за клевету.

В возбуждении Алаярбек Даниарбек и Чандр Босс вскочили и стояли друг против друга, готовые бросить­ся к двери, за которой в облаках раскалённой пыли шумел базар.

— Тьфу, никто не станет вспоминать о золоте, про­павшем пять лет назад, тем более Энвер, — наконец пробормотал Чандр Босс, — я найду способ прояснить мозги господину Энверу насчет того, где настоящий Даниар и где ненастоящий. Я-то знаю, что ты переводчик русского доктора-большевика.

Он тяжело дышал и с ненавистью смотрел на Алаярбека Даниарбека. Почва и в прямом и в переносном смысле уплывала у Чандра Босса из-под ног. Но сда­ваться он не собирался.

«Наконец, — думал Алаярбек Даниарбек, — Чандра Босс сам выдал себя. Если он знал, кто я такой, то по­чему сразу же не выдал меня энверовцам. Значит, у Чандра Босса есть свои расчёты, а если есть расчёты...»

Алаярбек Даниарбек усмехнулся:

— А если господин Энвер узнает, что Чандра Босс выдал шесть турецких офицеров как врагов революции на растерзание толпе во время суда у Минарета смерти, чтобы отвести от себя подозрения и убежать, спасая свою жизнь? А ведь непременно среди них нашлись бы друзья господина Энвера... Зло постигает того, кто его сделал. Сердце Энвера и так горит, посыпанное солью...