А невдалеке от Золотых ворот странное восьмиэтажное здание. Окна разных размеров: квадратные, круглые, готические, арочные, подобные бойницам или размахнувшиеся на два этажа. Острый шпиль, лепные украшения, псевдоколонны; балкончики, которые поддерживают хилые атланты с хищными крыльями и львино-обезьяньими мордами. Толстенные, как в крепости, стены; дубовые резные ворота и двери; широкие каменные ступеньки и два больших каменных шара у входа… Смешение стилей, архитектурных идей разных стран и эпох, какая-то дикая фантазия и одновременно — убожество.

Во всех творениях человека причудливо — порой уродливо, а порой прекрасно — сочетаются история и современность, прошлое и будущее. Ведь многому из того, что сохранилось ныне, суждено жить долгие века.

Мысли, чувства, воспоминания Вернадского постоянно возвращались к темам его научных исследований, охватывающих мир жизни и мир человека, связывающих миллиарды лет геологической истории с историей рас, народов, государств.

…Костер на берегу Днепра возле палатки и темная бездна неба с яркими звездами, с невообразимо далекими звездными мирами и невидимыми планетами. Быть может, где-то там существуют сферы разума, а все галактики образуют живой изменчивый космос, который в воображении Евграфа Максимовича Короленко обретал непостижимую людьми истину, рожденную великим разумом Вселенной…

Но было и нечто иное, настораживающее.

Он видел резкую жуткую перемену природы. Социальные бури, пронесшиеся над страной, отразились не только на судьбах людей. Страшная тень разрушения коснулась природы, утратившей величие и вековую мощь. Исчез навсегда нетронутый девственный лес, который произвел на него такое сильное впечатление десять лет назад. Немногое, что уцелело, вырубается. На полях и в перелесках то и дело встречаются охотники-браконьеры, истребляющие животных, не задумываясь о будущем…

Что это? Временное явление или неизбежный процесс? Что произойдет в будущем, когда население возрастет в два, в три, в десять раз? Не обречена ли природа Земли на оскудение? Как спасти ее? Как предотвратить появление «нового поколения, слабого по талантам и одаренности, но жадного к жизни»? (Об этой опасности писал он когда-то.)

Его беспокоит судьба природы Земли, находящейся под могучим давлением социальных бурь, множащейся техники, растущих материальных потребностей, алчности людей. Можно ли спасти биосферу, которую человек разрушает по недоумию, не понимая, что он сам — неотъемлемая часть биосферы — при ее оскудении и гибели обречен на вымирание?

Он остается оптимистом, несмотря на все свои сомнения. Еще более укрепляется в мысли, что только наука обеспечит счастливое будущее человечества и сохранит сферу жизни. Откроется всем людям на Земле великое значение познания биосферы. Однако подобные мечты не вполне согласовались с тем, что происходило в стране и мире.

Приход к власти в России большевиков (поначалу с левыми эсерами) он не приветствовал. Хотя именно партия конституционных демократов (кадетов), одним из основателей и первым руководителем которой он был, активно содействовала падению царизма. Он принципиально оставался вне любых партий (так же как любых философских течений).

Изменения политического строя в России он воспринимал как процесс в значительной степени естественный, знаменующий появление новых мощных общественных сил, отчасти анархических. То, что большевики смогли после смуты воссоздать великую Россию под новым названием, да ещё содействуя развитию науки, его устраивало.

И всё-таки непростые отношения складывались у него с советской властью, а тем более с идеологами марксизма-ленинизма. Чтобы это понять, надо иметь некоторое представление о том, какие изменения претерпевала страна при его жизни.

За последнюю четверть века усилиями официальных идеологов навязывается обществу мнение о том, будто в СССР были периоды, связанные с именами диктаторов, воля и мысль которых направляли развитие страны, меняя или корректируя смены курса. Подобные примитивные схемы популярны в массах не только широкой публики, но и «элиты», в том числе научной.

Владимир Иванович склонялся к мысли о значительной роли личности в истории знаний и в меньшей степени общества. Но вместе с тем он предполагал существование стихийного, объективного процесса развития научной мысли и глобальной цивилизации. В самом общем виде с этим трудно не согласиться (о его конкретных спорных идеях поговорим в заключительной главе.

Тем не менее теперь в России возобладало архаичное, диковатое и нелепое для XXI века представление о том, что официальный руководитель государства определяет путь развития или деградации страны, ответственен за всё в ней происходящее. Это проявляется, в частности, не только по отношению к выдающимся политическим и государственным деятелям, но и к более или менее заурядным личностям (Хрущёв, Брежнев, Горбачёв, Ельцин и др.).

Какими бы эпитетами ни награждали, скажем, Ленина и Сталина, их влияние заметно сказывалось главным образом в критических ситуациях. Без поддержки влиятельных социальных групп или значительно части народных масс они не удержались бы у власти и не смогли бы реализовать свои замыслы.