Его буквально захлёстывает поток исторических сюжетов. Ещё в Академии были задуманы «Поволжские орлы», «Пушкари», «Выбор вождя».

Понимание истории подпитывается и постоянным изучением материальной культуры. Часть каникул он проводит в археологических экспедициях в окрестностях Петербурга, совершает поездки в Крым, Киев, на Волгу, в Псковскую и Новгородскую губернии.

Ко второй половине 90-х гг. он ощущает свою готовность к созданию серии картин на тему «Начало Руси. Славяне».

В дневнике сохранились сюжеты, одно перечисление которых поражает размахом задуманного:

– Славяне

– Гадание

– После битвы /междоусобной/

– Победители

– Побеждённые /На рынке в Царьграде/

– Варяги

– Весенний наезд варягов в славянский посёлок

– Князь /Приём дани. Постройка укреплений/

– Апофеоз /Курганы/

В русской исторической живописи такой замысел не имел прецедента. Обычно желчный и придирчивый, знаменитый художественный критик эпохи (мы больше знаем его как музыкального критика) Стасов высоко оценил рериховскую интерпретацию русской истории. Особо Стасов выделял уникальную для художника историческую, археологическую, этнографическую эрудицию Николая Рериха.

В 1897 г. Николаю Рериху присваивают звание художника. Окончена Академия. На конкурсной выставке – картина «Гонец. Восстал род на род», прямо с выставки картину приобретает Павел Третьяков!

Войну – а междоусобица та же война – было принято показывать в жанре, говоря современным языком, триллера, боевика – битвы, кровь, тела павших и живых. Полотна вызывали страх и сочувствие, грусть и радость победы. Редко когда заставляли задумываться о смысле происходящего. Полотна пахли кровью. Казалось, даже были слышны звуки битвы.

У Рериха рассказ о войне молчаливый, тихий. Тем драматичнее представляется зрителю сюжет из древней истории.

Фон к драматическому действию – пейзаж с шатровыми постройками – поражал точным знанием истории архитектуры и археологии.

А сам сюжет привлекал удивительным для молодого художника пониманием психологии человека в «пограничной ситуации».

Авторы книги «Рерих» (1976) П. Беликов и В. Князева приводят метафору, популярную в те годы: «Гонец» «принёс весть о рождении нового, самобытного таланта».

Кем же был – для себя и окружающих – в конце 90-х гг. XIX в. талантливый юноша Николай Рерих? Историком, юристом, художником?

Даже для любителя – неплохой разброс увлечений.

Но Николай Рерих сумел стать профессионалом во всех этих близких, но и достаточно далёких друг от друга профессиях.

Разносторонний, но не вполне организованный талант? К тому же явно отличавшийся большой трудоспособностью?

Так можно было бы предположить, ознакомившись с набором фактов его причудливой биографии. Так можно было бы считать, если бы он, скажем, в живописи увлекался натюрмортами и пейзажами, в истории – сюжетами из времён Капетингов во Франции, а в юриспруденции – римским правом. В этом случае мы с уважением могли бы говорить о человеке эпохи Возрождения, как мы привычно восхищаемся разносторонними, но неорганизованными талантами, в равной степени страстно увлекающимися весьма отдалёнными друг от друга эпохами и сюжетами.

Но перед нами поразительно цельная натура! Это потом придёт, ворвётся в его мировоззрение и мироощущение противоречие между чарующим интересом к истории славян и таинственной страстью к Индии, Гималаям, вообще Востоку.

А пока, если рассматривать фотографии Рериха тех лет, в его волевом, красивом, не по возрасту сосредоточенном и взрослом лице – следы не трагических переживаний из-за разлуки с родиной, не драматических попыток совместить увлечение сказочной Древней Русью и фантасмагорическим Востоком, а сосредоточенного постижения гармонии. Лицо студента, выпускника Академии художеств в 1897 года, и лицо на фотографии 1901 г. – не содержат характерных для взросления возрастных изменений. Разве что прибавились усы, подросла и оформилась столь знакомая нам бородка и студенческую университетскую тужурку, мундир, сменило элегантное партикулярное платье.

А лицо – то же! Рано сформировавшая лицо мудрость останется, сохранится во внешнем облике художника на многие десятилетия.

Изучением творчества Рериха я занимаюсь почти полвека. Это не значит, что только им, и не значит, что – ежедневно. Просто моя первая студенческая статья о Рерихе – художнике была опубликована в начале 60-х гг. XX в., а сегодня в контексте этой книги я не мог вновь не обратиться к этой уникальной личности, огромному малоизученному и малопонятному явлению русской пассионарной культуры.

Многое в моих оценках, в понимании этого явления за десятилетия претерпело изменения. Неизменным осталось сверхуважительное отношение к его поразительной целеустремлённости, цельности натуры, как сегодня сказали бы, системности.

Судите сами. Он увлекается этнографией, участвует в археологических раскопках. Но не вообще. А применительно к его уже в юные годы сформировавшемуся интересу к истории Древней Руси. И увлечение архитектурой, храмовыми росписями – тоже не вообще. Он ищет разные пути, понимая при этом, что лишь одна дорога ведет к Храму.