Упоминание о начальной школе явно подействовало. Швейцарова жена, судя по всему, решила, что для ее учреждения будет позором, если Элин, Аллан и я не увидим ничего из диковин, которые здесь имеются. Твердой рукою она взяла большую связку ключей, которые носила с собой, и отперла дверь на второй этаж.

Теперь мы увидели изображения всяческих уродливых членов и деформированных тел вкупе с зарисовками всевозможных болезней вроде рака, и оспы, и жутких сыпей, гнойников и язв.

— Ну как, ребятки, разве не замечательно и не диковинно? — спросила кухарка. — Это вам не то что сидеть в театре.

— Да уж, тут все по-настоящему, — сказала швейцарова жена. — Так оно выглядит в жизни. Другое-то просто игра.

Теперь ей так же, как кухарке и племяннице, не терпелось все нам показать. Она прямо-таки боялась, как бы мы не прошли мимо какой-нибудь диковины.

Когда мы вошли в помещение с множеством шкафов и полок, уставленных маленькими и большими стеклянными банками, швейцарова жена сказала:

— Глядите! Догадайтесь-ка, Сельма, что это. Верно, ребенок о двух головах.

— А этого вот уродца в банке вытащили из человеческого желудка, — вставила племянница.

Затем нам показали гипсовые слепки косолапых ступней и подагрических рук.

— Будь я мужчиной, могла бы стать доктором и приходила бы сюда каждый день, — сказала кухарка.

Напоследок нас привели в чулан на чердаке, где шеренгой выстроились скелеты. Один до того высокий, что мы даже спросили, человечий ли он.

— Конечно, человечий, — отвечала швейцарова жена, — это скелет женщины по прозвищу Длинная Лапландка. В свое время о ней очень много говорили.

Когда мы спустились с чердака, я так устала, что предпочла бы ничего больше не смотреть. Но кухарка сказала, что теперь нас ждет самое интересное. И находится оно внизу, в подвале.

Тут она обернулась к своей тете и, понизив голос, спросила:

— Нынче есть несколько штук?

— А как же, — отвечала та, — есть несколько, разумеется. Немного, всего-то четыре. Может, ты одна туда спустишься? Зрелище вообще-то не для детей.

Однако кухарка сказала, что коли мы видели все остальное, то должны увидеть и это. Потому что такое никогда не забудешь. И славная швейцарова жена уступила.

Она повела нас вниз по подвальной лестнице, но оттуда тянуло такой отвратительной вонью, что мы остановились как вкопанные.

— Они под водой лежат, — сказала швейцарова жена, — только сохранить их свежими все равно невозможно. Трупный запах нипочем не истребишь.

— Ну, ребятки, надо вам знать, что сюда свозят тех, кто наложил на себя руки, — сказала кухарка, — чтобы будущие доктора могли их разрезать.

Мы вошли в большой подвал, вполне светлый, только пахло там так противно, что мы зажали руками носы.

— Может, лучше все-таки поворотить обратно? — сказала швейцарова жена.

— Да мы на минуточку! — с этими словами кухарка отворила какую-то дверь.

Я стояла совсем рядом и заглянула в продолговатое, полутемное помещение. Вдоль одной стены тянулись широкие нары, а сверху на них непрерывно сеялась водяная изморось. На нарах лежали четыре покойника, головами к стене, ногами к подвалу, как бы в большой семейной кровати.

Я видела их лишь одну секунду, но точно знаю, как они выглядели. Ближе всех к двери лежал старик с клочковатой черно-седой бородой и острым носом. Одет в долгополый сюртук, так что виднелись только ступни, босые, все в шишках и болячках. Если б не эти ноги, смотреть на него было бы совсем не трудно.

Подле старика лежала молодая женщина. Ну, не юная, конечно, лет этак тридцати. Высокая и жутко распухшая. Одежда во многих местах порвана, так что в прорехах виднелась бледная, сероватая кожа. Лицо распухло меньше, чем тело, поэтому я заметила, что она была красивая.

Рядом с ней — мальчик лет пяти или шести. На лицо надвинута шапка, так что я его не видела, но тело с одного боку совсем обнажено, и из большой раны вываливались внутренности.

Последний мертвец выглядел как узел черной одежды. Думаю, это был мужчина, но не уверена. В одном месте из узла торчала нога, в другом — рука. Волосы лежали там, где должно быть ногам, а подбородок высовывался из-под мышки. Судя по всему, его изрезало на куски.

Вот что я успела увидеть, прежде чем подошла швейцарова жена и захлопнула дверь.

Когда мы поднимались по лестнице, наша кухарка сказала, что нынче покойники просто жуть, а швейцарова жена слегка недружелюбно ответила, что они примерно такие же, как всегда. Вероятно, не одобряла, что мы, дети, на них смотрели.

Хотя я одинаково отчетливо разглядела всех покойников, больше всего меня тронула утопленница. Подумать только, она была так несчастна, что бросилась в озеро и утопилась!