— Григорий Василевич, срочно зайдите ко мне!

— Уже в пути! — Тыч едва не добавил «Валентин», но запнулся, предположив, что звонок начальника вероятнее всего продиктован отнюдь не жаждой приятельского общения.

Войдя в кабинет шефа, Григорий сразу же удостоверился в справедливости своих подозрений. Две знакомые физиономии живо воскресили в нем события минувшего вечера. Особенно радовал взор обширный синяк — «свежачок», еще не начавший «цвести» в полную силу, но уже четко выделявшийся на бледном лице давешнего оратора. Тыч присмотрелся к синюшной переносице подростка, профессионально отметив свободное дыхание через нос, отсутствие кровоизлияний в глазах, поверхностность гематомы. Он уже понял, что созерцает основной аргумент обвиняющей стороны, поэтому спешил убедиться в его минимальном повреждающем действии.

— Доброе утро! — с некоторым опозданием поздоровался Григорий. И, глядя на молча кивнувшего Масленникова, небрежно поинтересовался: — Мне сначала отчитаться или сразу перейдем к рассмотрению жалобы?

— Ну если для вас данная ситуация не является неожиданностью, то лучше сразу перейдем к делу. — Валентин обратился к посетителям: — Вы имели в виду этого доктора?

— Да. Это он меня избил, — живо подтвердил любитель самокруток.

— А меня испугал и вынудил убежать из больницы, — давешний хохотун коротким нервным взмахом указал на Тыча.

— Мы настоятельно просим… нет, мы требуем разобраться в сложившейся ситуации и наказать виновных, — обратили на себя внимание сидевшие по бокам от подростков женщины. Обе среднего возраста, слегка повышенного питания, зеленоглазая рыжуха — рядом с весельчаком, кареглазая шатенка — подле оратора. Выражения застывших лиц у мамаш коренным образом отличались. Фейс темненькой являл собой маску гневного негодования. Ее пухлые губы, только что изрекшие ультимативное требование, сжались в тонкую красную полоску. И без того темные глаза налились внутренней чернотой, готовой выплеснуться на собеседника. Как бы уравновешивающе на ее фоне смотрелась рыжуха. Розовощекое лицо женщины расплылось ленивой и, казалось, несколько усталой гримасой, а легкая, словно извиняющаяся полуулыбка свидетельствовала о далеком от воинственного настроении.

Обличительница тем временем продолжала:

— Я считаю абсолютно недопустимой ситуацию, когда моего ребенка избивают в стенах государственного учреждения…

— Простите, — довольно бесцеремонно перебил ее Тыч, — вы, как я понимаю, мать парня с синяком?

Поперхнувшись и со свистом втянув в себя воздух, женщина односложно выдохнула:

— Да.

— А вы, — Григорий обратил взгляд на умиротворенную провинциалку, — мать юноши, лечившегося в урологическом отделении?

Наседка кивнула, а ее «да» прозвучало гораздо тише и мягче, чем у напарницы по несчастью.

Хирург, не дожидаясь приглашения от начальника, уселся за Т-образное ответвление начальственного стола, занимаемое обычно заместителями и «почетными гостями». Впрочем, сейчас Григорию было не до субординационных каверз. Просто с данной позиции хорошо просматривались все участники предстоящей дискуссии.

— Итак, милые дамы, — не удержался от колкости Тыч, — хотелось бы лично от вас услышать, в чем конкретно вы меня обвиняете.

Формальный тон раззадоривающе подействовал на темноокую скандалистку, и, окончательно войдя в образ негодующей матроны, она выпалила:

— В невыполнении своих профессиональных обязанностей. В нанесении телесных повреждений посетителю отделения. А также в намеренном создании условий, делающих невозможным пребывание больного в стенах медицинского учреждения. А именно в его запугивании и оказании психологического давления. — Обличительница перевела дыхание. — Особо следует отметить, что пострадавшие являются несовершеннолетними. Данное обстоятельство лишь усугубляет вашу вину. И как врача, и как человека. — Полоска ее губ к концу тирады истончилась до толщины нити, а из черноты зрачков, казалось, сверкали молнии.

В продолжение речи обвиняющей стороны Григорий, стараясь не уронить маску сосредоточенного слушателя, левой рукой вытащил из кармана мобильный телефон и, сняв блокировку с клавиатуры, двумя нажатиями послал вызов дежурившему с ним накануне анестезиологу.

В этот раз перебивать искательницу правды не пришлось. Едва она закончила достойную Верховного суда тираду, Виктор ответил на мобильный зов коллеги:

— Да, Гриша.

— Извините, два слова, — предупредил готовое сорваться с уст главного врача порицание Тыч. — Виктор Борисович, я в кабинете Валентина Валентиновича. На нас жалоба по поводу вчерашнего. Подойдите, пожалуйста, сюда и прихватите с собой нашего вечернего протеже — ну того, с урологии. Спасибо, ждем. — Обращаясь к Масленникову и словно не замечая остальных присутствующих, Григорий объяснил: — Я счел необходимым пригласить всех участников конфликта, чтобы вы могли выслушать мнения обеих сторон. Да! — Он театрально хлопнул себя по лбу. — Совсем забыл о постовой медсестре, надеюсь, она еще не сменилась.

— Не торопите события, — с начальственной холодностью произнес Валентин. — Если понадобится, все свидетели происшествия будут приглашены. Ну а пока мы ожидаем новых участников дискуссии, настоятельно прошу вас оформить свои претензии в письменном виде. — Он положил на край стола несколько чистых листов и жестом пригласил жалобщиц пересесть на свободные места напротив Тыча. — А вам, Григорий Васильевич, необходимо написать объяснительную. — И, предупреждая словоохотливость подчиненного, главный врач не терпящим возражений тоном добавил: — В ней вы и изложите свое видение происшедшего. Приступайте.