Во-вторых, человек потребляет на килограмм веса в пять раз больше энергии, чем любое другое высшее животное. Можно сказать, что он «гиперэнергетичен». Такая способность поглощать энергию, несомненно, связана с преимуществами в добыче пищи, которые доставляет человеку его мышление. Чем объясняется потребность в таком количестве энергии, трудно сказать. Сам по себе мозг человека потребляет мало энергии; но человек, несомненно, деятельнее всех других крупных хищников, которые затрачивают много энергии лишь во время охоты, тогда как человек проявляет свою неуемную деятельность чуть ли не все время. Животные больше нас ценят покой и не расходуют энергию без серьезной причины; поистине, к человеку применимо изречение Данте: bestia senza pace. [8]

В-третьих, человек «гиперсексуален»: он проявляет половую активность круглый год, тогда как другие высшие животные стимулируются к ней лишь в определенное время. Кажется, эта способность человека до сих пор не получила объяснения, но, вероятно, она связана с двумя предыдущими. Даже в биологическом смысле человека трудно понять!

Понятие группового отбора было введено в биологию Дарвином в его книге «Происхождение человека и половой отбор», хотя он и не дал этому процессу названия. Дарвин полагал, что группы общественных животных, соединенных социальным инстинктом, вступают между собой в соревнование, аналогичное соревнованию индивидов при естественном отборе, и те из групп, которые наделены каким-либо особым преимуществом, имеют б'oльшие шансы на выживание. Можно думать, что групповой отбор, в сочетании с индивидуальным, ускоряет эволюцию; как мы увидим, это особенно вероятно для предков человека.

Вот решающее место из его книги (выводы из главы II):

«По отношению к строго общественным животным естественный отбор действует иногда на особь, сохраняя те уклонения, которые полезны сообществу. Сообщество, включающее много высоко одаренных особей, возрастает в численности и побеждает другие сообщества, находящиеся в менее благоприятном положении, даже в том случае, если каждый отдельный член сообщества не приобретает никаких преимуществ перед своими собратьями».

Как отчетливо объясняет Дарвин, «одаренность» членов такой группы состоит прежде всего в их «более социальном» поведении, способствующем не столько сохранению отдельной особи, сколько сохранению группы.

Индивидуальный отбор, рассмотренный в «Происхождении видов», – это отбор на некоторое свойство индивида, особенно важное в данных природных или социальных условиях; в таких случаях говорят, что эти условия производят на отбор «селекционное давление». Конечно, селекционное давление может относиться не только к физическому строению особи, но и к ее поведению. В случае группового отбора преимущества в поведении оказываются решающими; по-видимому, сотрудничество и взаимопомощь как раз и были биологическим преимуществом, выработавшим в ходе эволюции сами группы. Как замечает Дарвин, индивид, особенно склонный заботиться об интересах своей группы, часто приносит себя в жертву этим интересам и тем самым имеет меньше шансов оставить потомство; но если такое поведение, однажды появившееся вследствие случайного изменения (как мы теперь говорим, мутации), уже распространилось в группе, то его сородичи с этим поведением могут оставить потомство, обладающее тем же свойством. Кроме того, эволюции социального поведения в группах, как показал Дарвин, способствует половой отбор. В большинстве известных племен, как он заметил, женщины имеют право голоса при выборе партнеров и предпочитают более смелых и самоотверженных, оставляющих потомство с этими же свойствами. Есть все основания полагать, что эти черты группового отбора, изученные Дарвином на материале современных человеческих племен, относятся также к нашим дочеловеческим предкам и, более того, ко всем общественным высшим животным.

Если предположить, следуя Дарвину, что групповой отбор действует, главным образом, не на строение тела, а на поведение, то можно привести сильный аргумент, свидетельствующий об особой роли группового отбора в социальной истории человека. В самом деле, наш вид homo sapiens («человек разумный»), как мы теперь знаем, существует около 200 тысяч лет, причем форма скелета и, в частности, объем черепа за это время почти не менялись: во всяком случае, недавние находки на Синайском полуострове, датируемые 120 тысячами лет, гарантируют эту неизменность в течение очень длительного времени. Когда говорят о древности homo sapiens, имеют в виду именно строение скелета: по закону соответствия Кювье, полное совпадение даже части скелета означает совпадение всего физического строения тела. Этот общий биологический закон и дает основание для установления «возраста человека», так как антропологи находят только скелеты. Но если физическое строение человека не менялось, то не значит ли это, что все это время на него не действовал естественный отбор? Сравнительно недавно такое утверждение и можно было прочесть в школьных учебниках. Нам говорили, что кроманьонцы – старейшие известные тогда сапиенсы, жившие 40 тысяч лет назад – были уже «настоящие люди», с таким же мозгом, как у нас, что они «могли бы учиться в университетах», и что наш вид был изъят с тех пор из действия естественного отбора, так что вся его эволюция была не генетической, а культурной. Лоренц решительно выступил против этой доктрины в своей книге «Так называемое зло» (1963 г.). Он утверждает, что, напротив, действие отбора не прекращается и по сей день, ссылаясь на изменения в поведении у некоторых племен, например, у племени индейцев, изученного Сиднеем Марголиным [Sidney Margolin], где по историческим условиям развилась чрезмерная агрессивность. Поскольку такие изменения происходят в течение нескольких сот лет, Лоренц подчеркивает быстроту действия отбора, хотя и не создающего новые инстинкты, но способного усиливать действие прежних. Как ни относиться к этим наблюдениям (в которых трудно отделить культурную компоненту от генетической), инстинктивное поведение вида homo sapiens несомненно менялось, тогда как строение его тела оставалось неизменным. Заметим, что у сапиенсов объем мозга перестал меняться и не может уже служить мерой умственного развития. По-видимому, дальнейшие мутации уже не увеличивали количество мозговых тканей, а изменяли структуры и способы работы мозга. Качественный рубеж можно определить по резкому улучшению ископаемых орудий, но не по костным остаткам.

Этот кажущийся парадокс можно устранить, если допустить, что с момента возникновения нашего вида его генетическая эволюция происходила почти исключительно под действием группового, а не индивидуального отбора: как уже было сказано, групповой отбор действует преимущественно не на строение тела, а на поведение. Это означает, что анатомическое строение мозга не менялось, но мутировали и закреплялись отбором врожденные программы поведения. Несомненно, вся проблема происхождения человека должна быть пересмотрена с точки зрения этологии. Можно предположить, что прежде всего (особенно в ранний период существования нашего вида) менялись программы обучения языку и образования понятий, так что кроманьонцы, возможно, и не могли бы «учиться в университетах». Итак, групповой отбор позволяет объяснить поразительную эволюцию нашего вида, происшедшую без видимого изменения его физических признаков.

Более того, можно предположить, что групповой отбор позволяет объяснить также необычайную быстроту эволюции нашего вида. Как мы увидим, первоначальные группы наших предков (еще не людей!) постоянно вели между собой войны, обычно завершавшиеся истреблением побежденных групп. Это явление, не имеющее аналогов в зоологическом мире, можно сравнить уже не с естественным, а с искусственным отбором, где производится «выбраковка» неудачливых конкурентов, не оставляющих, таким образом, никакого потомства. Как известно, благодаря этому искусственный отбор несравненно быстрее естественного. Вполне возможно, что именно это позволило нашему виду развиться в течение необычайно короткого времени в 200 тысяч лет, тогда как «нормальные» процессы образования видов занимают миллионы лет.