Частота, с которой находят свидетельства каннибализма, не оставляет сомнения в том, что все гоминиды вели те «беспрестанные войны», о которых говорил Дарвин, положивший в основу своей концепции происхождения человека групповой отбор с прямыми конфликтами соперничающих групп. Таким образом, время решающей мутации, снявшей «запрет убийства», отодвигается к периоду возникновению вида homo, не менее чем за 4 миллиона лет от нас. Исключительный характер этой мутации сразу бросается в глаза, поскольку виды, не охраняемые «запретом убийства», должны были вымирать, о чем говорит их отсутствие в окружающем нас мире. Так как гоминиды все же существовали, хотя и в течение коротких периодов времени – сотен тысяч лет – а один из их видов существует и до сих пор, мы должны, как и подобает добрым дарвинистам, спросить себя, какое же преимущество дало им это «разрешение убийства»? Я полагаю, что с биологической стороны – никакого [14] . Если бы могло быть такое преимущество, то странно, почему эволюция в других случаях ни разу за него не «ухватилась» – не считая крыс. Известно, что любое удачное «изобретение» эволюции повторяется много раз, на самом разном материале, – а между тем, напомним еще раз, высшие животные не убивают себе подобных, и группы общественных животных не ведут между собой войн. Можно было бы подумать, что искомым преимуществом является как раз каннибализм, доставлявший нашим предкам мясное питание; но гоминиды до самых исторических времен были малочисленны, и собрат по виду был, несомненно, редкой и опасной добычей. На стоянках, где находят много костей съеденных животных, кости гоминидов составляют малую долю. Причина, по которой гоминиды, не охраняемые корректирующим инстинктом от внутривидовой агрессии, все-таки существовали, должна быть уникальной, более не встречавшейся в эволюции видов, а это однозначно указывает на исключительное преимущество гоминидов перед всеми другими животными – их необычайно развитый мозг. Я думаю, что мозг доставил им власть над окружающей средой, перевесившую уничтожительные последствия убийства. Впрочем, мутация корректирующего инстинкта, по-видимому, и сама была коррекцией: она не полностью сняла этот инстинкт, что никогда не случается в эволюции, а ограничила запрещение убийства членами собственной группы, о чем еще будет речь. Я предполагаю, что мутация, «разрешающая убийство», произошла при самом образовании вида homo, вместе с мутациями, обусловившими особое развитие мозга; в самом деле, это «разрешение», по-видимому, сказалось на поведении всех гоминидов. [15] Более того, я предполагаю, что специфической причиной, ускоряющей отбор, могло быть то особое обстоятельство, что отбор происходил в этом случае под давлением единственного фактора – усиленного развития мозга, при относительной маловажности остальных. Эти качественные соображения надо еще проверить. Во всяком случае, выпадение инстинкта никак нельзя сравнить с его патологическим нарушением в необычных условиях – например, при клеточном содержании животных. Такое поведение случается и в естественной жизни животных, но обычно не продолжается и никогда не передается по наследству, как и все приобретенные признаки. Выпадение инстинкта может быть только результатом мутации.

Почему же гоминиды, получившие «разрешение убийства», сразу же им воспользовались и принялись нападать на другие группы своего вида? И почему они не воспользовались этим «разрешением» для нападения на членов собственной группы? На второй вопрос я попытаюсь ответить позже, а первый решается без труда. В самом деле, наши отдаленные предки – уже задолго до вида homo, от которого произошли все гоминиды – были крайне агрессивны. Они питались мясной пищей и выработали, несомненно, искусные навыки охоты, восполнившие природную слабость их вооружения. Мы не умеем, в самом деле, объяснить эту повышенную агрессивность, вовсе не свойственную более обычным обезьянам. Но у всех гоминидов она может быть доказана, и можно предположить, что так же агрессивны были и предки вида homo. При образовании этого вида произошла мутация, ослабившая инстинкт, корректирующий инстинкт внутривидовой агрессии и препятствующий у всех приматов убийству особей своего вида. Действие этого инстинкта было ограничено членами своей группы. Но в отношении всех других особей своего вида инстинкт внутривидовой агрессии остался неограниченным и побуждал каждую особь нападать на всех других, не защищенных корректирующим инстинктом. Это и был тот «крах приспособительных инстинктов», о котором говорит Лоренц; впрочем, человеческое (или еще дочеловеческое) мышление вряд ли было прямой причиной этого краха: скорее всего, как уже было сказано, выпадение инстинкта было побочным следствием быстрого мутационного развития мозга.

Как уже было сказано, групповой отбор, при некотором важном дополнительном предположении, может объяснить поразительную быстроту эволюции гоминидов. Эта быстрота нуждается в объяснении: в самом деле, «нормальные» виды существуют миллионы лет, между тем как вся гамма видов гоминидов (и австралопитеков) занимает удивительно короткий промежуток времени в 4 миллиона лет. Для этого объяснения я должен предположить, что группы гоминидов одного и того же вида не просто воевали друг с другом, а как правило уничтожали всю побежденную группу. Позиция Дарвина, изложенная выше, не заходила так далеко: как мы видели, Дарвин экстраполировал на наших предков наблюдения над современными племенами и полагал, что вымирание побежденных «сообществ» происходило вследствие их вытеснения в неудобные для жизни места. Но Дарвин не знал еще стоянок гоминидов. Позиция антропологов в этом вопросе постепенно становится «радикальной», как можно видеть из приведенного выше высказывания Лоренца. Об этом свидетельствует также утверждение Джейн Гудолл в ее книге о шимпанзе ( The Chimpanzees of Gombe ), которое она приписывает Дарвину: «поскольку война предполагает конфликт между группами людей, а не между отдельными индивидами, благодаря геноциду она играет большую роль в групповом отборе». Несомненно, это модернизация точки зрения Дарвина, не только не знавшего (в 1871 году) термина «геноцид», но и не предполагавшего войн истребительного характера, обозначаемых этим словом. В последние десятилетия многие авторы высказывали гипотезы того же рода, что Джейн Гудолл.

Если понимать групповой отбор у гоминидов в только что указанном смысле, то он аналогичен не естественному, а скорее искусственному отбору, в котором селекционер производит «выбраковку» не обладающих желательным признаком экземпляров. Искусственный отбор действует несравненно быстрее естественного: новые породы домашних животных с признаками, похожими на отличительные признаки нового вида, могут быть выведены в течение нескольких десятилетий, нередко при жизни одного селекционера. Понятно, почему выбраковка содействует быстроте искусственного отбора: при естественном отборе «менее приспособленные» экземпляры дают меньшее потомство, которое лишь медленно вытесняется потомством «более приспособленных», тогда как при искусственном отборе носители нежелательных признаков вовсе не дают потомства. При групповом отборе уничтожение более слабых групп аналогично выбраковке при искусственном отборе, чем и объясняется его быстрота – промежуточная между быстротой естественного и искусственного отбора.

Разумеется, эта аналогия относится лишь к механизмам отбора, и этим исчерпывается. Искусственный отбор – это индивидуальный, а не групповой отбор, и никто, конечно, не «отбирал» гоминидов. Но «метод отбора», состоящий в истреблении более слабых групп, оказался необычайно эффективным и, вполне возможно, менее эффективные способы отбора и не привели бы к возникновению человека. Нет смысла говорить, «хорошо» или «плохо» это прошлое.

В применении к homo sapiens такие методы отбора не только этически недопустимы, но и неосуществимы. Как мы уже знаем, человек – «культурное существо»: он может воспроизводиться лишь при взаимодействии генетической и культурной наследственности. Но, как известно, культурная наследственность несет в себе «запрет убийства», приводимый в действие иным способом, чем у наших обезьяноподобных предков. Это и есть тот выход из биологического предопределения, который нашел человек.

Попытка применить к людям «искусственный отбор» даже не вернула бы людей в жуткий мир гоминидов: очень скоро некому было бы проводить отбор. Групповой отбор, создавший человека, был «нечаянным» экспериментом природы. В рамках человеческой культуры такой отбор невозможен, а вне культуры нет человека.

Вернемся теперь к истории нашего вида homo sapiens. Как уже говорилось, он возник в Африке – скорее всего в Северо-восточной Африке (нынешние Кения, Танзания, Эфиопия) около 200 тысяч лет назад. К нему привела последовательность видов, входивших в род homo erectus («человек прямоходящий»), появившийся в каком-то месте Африки 600 или 700 тысяч лет назад. По уже указанным причинам мы не знаем наших прямых предков, но знаем некоторые близкие им виды, жившие одновременно с ними: это были питекантропы, синантропы, «гейдельбергские люди», неандертальцы. Благодаря этим находкам мы можем составить приблизительное представление о последнем этапе нашего происхождения. Как указывает самое название erectus, признаком всех видов этого рода было все более уверенное хождение в выпрямленном положении, с освобождением рук для более искусного манипулирования вещами. Но самым важным признаком развития рода erectus был рост головного мозга, о чем свидетельствует возрастающий объем черепа.

Нет надежных доказательств, что предшественники эректуса когда-либо покидали Африку; но эректусы распространились на три континента, перейдя из Африки в Азию и Европу. Сравнительное обилие переходных форм в Африке и отсутствие их на других континентах означает, по-видимому, что все гоминиды возникали только в Африке; если, предположим, неандерталец произошел от гейдельбергского человека, то это не произошло в Европе: тот и другой пришли в Европу из Африки уже сложившимися видами.

Древнейшие остатки homo sapiens в Африке пока не найдены; но 120 тысяч лет назад, как показывают находки скелетов на Синайском полуострове, сапиенсы уже приступили к завоеванию мира. В отличие от предыдущих гоминидов, они заселили также Австралию и Америку – вероятно, 30 – 40 тысяч лет назад.

Последовательность мутаций, создавшая наш вид, была, по-видимому, очень быстрой; поэтому, как полагает Лоренц, найти промежуточные формы этого процесса было бы трудно, но все же Лоренц надеется, что со временем проблема возникновения человека будет решена – как и проблема возникновения жизни! Если верны недавно опубликованные расчеты генетиков, то уже сейчас можно внести удивительный вклад в историю происхождения нашего вида. Согласно этим расчетам, все ныне живущие люди имеют одного общего предка, жившего примерно 200 тысяч лет назад, что хорошо согласуется с палеонтологическими данными о возрасте нашего вида. Это означало бы, что решающая мутация головного мозга, определившая наследственность человека, произошла у единственного индивида; что вновь возникший признак, передавшийся всем потомкам этого индивида (мужчины или женщины), оказался доминирующим и проявился у всех унаследовавших эту мутацию; и что унаследовавшие эту мутацию особи исходного вида стали людьми, а остальные вымерли.