Как ни был пьян отец Бертрам, он понял, что собеседник повторяет в разговоре некоторые тезисы виттенбергского ересиарха, [29] и по-дружески предостерег студента от ереси.

— Право же, — не смутился молодой человек, — это имело бы смысл, если бы рядом со мной находился инквизитор. — Он подмигнул компаньону и продолжил: — А в приятельском споре люди частенько не считаются с догмами, поскольку живость человеческой мысли всегда пытается найти выход из рамок, установленных предшественниками.

— А если бы случилось так, что собеседник, в самом деле, посвятил многотрудную жизнь служению Святому Официуму? — с лукавой улыбкой вопросил инквизитор.

— Навряд ли по доброй воле я стал бы разговаривать с таким, — отозвался студент, подливая им обоим в оловянные чаши из кувшина с бургундским. — Ибо всякий в Нижних Землях знает, что инквизиция виновна в преступлениях, отвративших народ от империи Габсбургов.

— Это не так, — мягко сказал Бертрам, — фламандец по языку и крови, император Карл, учредил священные трибуналы в Семнадцати провинциях пятьдесят лет назад. Вдумайся, сын мой — полвека никто слова не молвил против, а лишь в последние восемь лет народ возроптал. Уверяю тебя — это не имеет отношения к инквизиции.

— Я пошутил, святой отец, — рассмеялся студент. — Одно время мне даже хотелось посвятить себя служению на этом достойном поприще. Удержало лишь сомнение в готовности моей следовать целибату. — Он снова подлил из кувшина в чашу отца Бертрама. — Любопытно было бы узнать ваше мнение по поводу причин восстания. Люди склонны обвинять именно инквизицию.

— Возможно, из-за того, что многие несправедливы к ней. А ведь Святой Официум, главою которого были великие мужи Томас де Торквемада и Фернандо Вальдес, архиепископ Севильский, заботился лишь о том, чтобы христианские души спасаемы были от козней лукавого. Человеческая природа такова, что постоянно терзаема соблазнами духа и плоти. Церковь указывает людям прямой мост над бездной, ведущий к спасению, а инквизиция представляет собой лишь перила на этом мосту. Я служу Святому Официуму уже двадцать лет, и нимало не сожалею об этом.

— Перила, — задумчиво повторил студент. — Перила обычно немногословны, и редко слышал я, чтобы они кого-то обвиняли. Не расскажете ли о каких-нибудь громких делах последнего времени, чтобы я мог составить мнение о работе вашего почтенного ведомства.

— Заинтересует вас колдовство? — спросил Бертрам. — Или разоблаченный алхимик, изготовлявший яды?

— Говорят, в этом слывут знатоками итальянцы.

— Слухи, сын мой, всего лишь слухи, — махнул рукой инквизитор. — Что знает большинство простолюдинов? Итальянских Борджа, да французскую королеву родом из Флоренции, Екатерину Медичи, якобы травивших своих родственников и врагов. Если Италия считается родиной фехтовального искусства, означает ли это, что в других странах никто не умеет фехтовать?

— Это означает, что в искусстве изготовления ядов итальянцы первенствуют, — кивнул студент, — но вовсе не говорит о том, что они единственные. Продолжайте, святой отец, это интересно.

— Изобличенный нами алхимик был родом из германских земель, что не мешало ему производить вполне убийственные зелья, — Бертрам разлил остатки вина и, подозвав трактирную служанку, жестом велел ей принести полный кувшин взамен пустого. — К нему обращались по знакомству жены, желающие избавиться от мужей, и мужья, которым надоели жены. Прежде, чем в наш трибунал поступил донос, негодяй успел отправить на тот свет более двадцати ни в чем не повинных людей.

— Не могу сказать, что это было так уж умно с его стороны, — сказал студент. — Понятно ведь было, что рано или поздно кто-нибудь заподозрит отравление, и подозрение упадет на него, связанного с супругами жертв. Сколько хоть он брал за отраву?

— Это зависело от состоятельности заказчика, — ответил инквизитор. — Но мне нравится deductio, с которой вы, юноша, делаете правильные умозаключения. Пожалуй, в вашем лице Святой Официум приобрел бы толкового следователя. Поверьте, такие нам нужны.

— Благодарю, святой отец, — скромно улыбнулся юноша. — А что за громкое дело было недавно связано с именем Амброзии ван Бролин, вдовы, совсем недавно содержавшей кофейню неподалеку отсюда? Помнится, я захаживал в это заведение еще до поступления в университет, движимый любопытством. Напиток был сладкий и горький одновременно, а хозяйка поразила меня необычной красотой. Я никогда не знал имени той женщины, и лишь по случайности услышал его теперь от своего дяди, служителя магистрата.

Бертрам Рош поскучнел и вновь налил себе вина из принесенного служанкой кувшина. Оловянный кубок студента еще не был пуст.

— Не все следствия, которые ведет Святой Официум, заканчиваются триумфальным успехом, — проговорил, наконец, он.

— Означает ли это, что ни в чем не повинный человек умер под пытками в вашем прославленном подвале? — вкрадчиво спросил студент. — Антверпенцы надеялись, что Петер Тительман был исключением, а он, оказывается, правило.

Бертрам Рош подумал, что Кунц никогда не позволил бы говорить с инквизитором в такой вызывающей форме. Он постарался вперить тяжелый взгляд в хмурое лицо студента с высоким лбом, на котором образовались вертикальные складки. Молодой человек, впрочем, не смутился. Видимо, компаньону вновь недостало сурового магнетизма председателя трибунала, пребывавшего нынче в Толедо.