Их губы были неутомимы. Их тела соприкасались. Они были неразлучны. Случайная боль только усиливали удовольствие. Ссадины и синяки были словно желанная награда, которой гордятся. Все было ново и неизвестно, но казалось абсолютно правильным. Возможно, именно поэтому Дора стонала резко и глубоко. Лука все крепче сжимал ее в объятиях. Хватаясь, словно за спасательный круг.

— Что это было? — еле спросила она. — Мы стали взрослыми.

— Это уж точно.

— Я... люблю тебя, тебя одну, всю мою жизнь я любил тебя, только тебя. Ты словно воздух, биение сердца, ты постоянно со мной, словно море, которое я вижу, словно рыба в моих сетях. Ты и день, и ночь, и асфальт под моими ногами, и галстук у меня на шее, и кожа на моем теле, моя плоть и кровь. Ты — моя лодка, мой завтрак, вино у меня на столе, моя радость, мой утренний кофе, мои картины, ты женщина моего сердца, моя женщина, моя, моя, только моя...

— Что с тобой?

— Ничего. У меня рука затекла.

— Не страшно.

— Что случилось?

— Я занималась с тобой любовью. С совершенно незнакомым мужчиной, — рассмеялась Дора.

— Ну, уж не таким незнакомым.

— Точно. Но это было тысячу лет назад, мы были маленькие, ничего не понимали.

— Нет. Я уже тогда знал всё, что знаю сейчас. Всё.

— И это тоже? — Дора подняла голову, посмотрела на него с любопытством, ее пальцы скользнули по его ребрам. По телу Луки побежали мурашки. — А так?

Дора прижалась губами к его животу. Она еще не успела прикоснуться языком, как Лука застонал и нежно отстранил ее от себя:

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя.

Жизнь стала такой простой. Темнота постепенно рассеивалась, в Париже начинался серый, туманный ноябрьский день. Все было сказано.

— А что у тебя с тем мужчиной из галереи?

ГЛАВА 12

Лука провел с Дорой в Париже три месяца.

— Не хочу уходить, — сказал Лука на следующее утро. Дора лежала в его объятиях. Все было более чем прекрасно.

— Больше и не придется. — Мечтательный голос Доры раздавался около его плеча.

— Я никогда и не уходил.

— Тот, первый раз не считается: я была еще ребенком, и у меня не было выбора.

Казалось, она того и гляди заснет.

— Возможно, но, тем не менее, ты уехала, а я остался. Это не должно повториться.

— Хорошо, договорились. Но ты ни в коем случае не должен уходить, даже если никогда раньше не уходил. — Ее было едва слышно.

— Согласен.

— Чудесно.

— И как нам быть? Что мы теперь будем делать? — Его голос был куда бодрее, чем ее.

— Спать.

Сказано — сделано.

Лука жил у Доры.

— Мне нравится твоя квартира, большая, уютная. И здесь очень хорошо пахнет.

Засунув руки в карманы брюк, Лука ходил по комнате, рассматривая все вокруг.

— Это мой запах. После тебя.

Дора шла следом, засунув руки в карманы брюк. Его карманы.

— Разве она большая? Просто студенческая каморка.

Лука рассмеялся:

— Ты понятия не имеешь, что такое студенческая комната и сколько народа в ней может поместиться.

Он повернулся и посмотрел на нее с нежностью. Почти с восхищением. Будто в ее неосведомленности было что- то драгоценное и неповторимое.

Лука спал в Дориной постели.

Настоящей французской полуторной кровати. Лука никак не мог понять, что значит полуторная и на кого она рассчитана. Но в ней было уютно, ночью вдвоем они постоянно касались друг друга.

— Я никогда раньше не мог уснуть с кем-то в обнимку. Чувствуя чье-то дыхание на шее.

— Ты стал другим человеком, причем в рекордно короткое время. — Она рассмеялась и поцеловала его.

— Нет, я наконец-то стал прежним, тем, кем был всегда. Но без тебя...

— Вот именно, запомни: без меня есть всего лишь три точки. — Они посмотрели друг на друга, и всё стало ясно.

Порой Лука просыпался в Дориной постели и не был уверен, где находится. Ему казалось, что он в Загребе, с одной из тех женщин, с которой познакомился накануне, но затем просыпалось его обоняние, он вдыхал запах Доры, аромат ее волос, кожи, пахнущей розами. Ее ночной крем. Она говорила, что актриса должна следить за собой больше, чем любая другая женщина. В ту же секунду он сжимал ее в своих объятиях, порой Дора шептала ему — или другому гостю ее снов — что-то непонятное, ласкала в полусне, и еще с полузакрытыми глазами они начинали заниматься любовью.

Лука ел в ее маленькой столовой.

— Вкусно, — сказал Лука, положив себе еще.

— Спасибо, я хорошо готовлю, когда мне хочется. — Дора рассмеялась с полным ртом.

Они много смеялись. Никогда еще два человека столько вместе не смеялись.

— Как это называется?

— Я еще не придумала.

— Но оно должно как-то называться.

— Зачем? Разве у всех твоих картин есть названия?

— Конечно, иначе я не смогу их продать.

— Но я же не собираюсь торговать тем, что готовлю!