Зельевар нахмурился:

– Я надеюсь, ты позаботишься и о неразглашении нежелательной информации.

– Хорошо, - бросил блондин, выходя из комнаты.

Гарри внутренне сжался. Сейчас из него будут делать чучело.

– Мистер Поттер, меня не интересует, почему Вы опоздали, но еще один такой случай - и Вы не сможете больше заниматься зельями дополнительно. Вы меня поняли?

Поттер, все еще не веря собственному счастью, радостно кивнул.

– Прекрасно. Минус десять баллов с Гриффиндора, и, ради Мерлина, приведите себя в порядок.

Юноша одернул мантию. Снейп скривился и проворчал:

– Стойте спокойно.

Гарри застыл, как истукан, всматриваясь в полированную дверку шкафчика. Профессор стал накладывать заклинания, выписывая вокруг гриффиндорца замысловатые вензеля и что-то бурча сквозь зубы. Мантия разгладилась, рубашка застегнулась до конца, исчезли пятна, ботинки заблестели, завязался галстук, растянутый и висевший до этого кое-как.

Длинные пальцы вцепились в подбородок Гарри и повернули голову из стороны в сторону. На лице зельевара застыло брезгливое выражение:

– Что это? Неужели засосы? Мистер Поттер, не могли бы Вы передать объекту Вашей страсти, чтобы украшал Вас там, где это не будет видно другим людям, или хотя бы чтобы он не делал это перед Вашими визитами ко мне.

Гарри вскипел:

– Наказали и хватит! Вы мне не отец, чтобы поучать.

Снейп набрал воздуха, чтобы что-то сказать, но, видимо, передумал и выдохнул, сжав до белизны кулаки. Потом он резко повернулся и вышел из лаборатории. Юноша удивленно посмотрел ему вслед, не зная, что ему делать. Впрочем, мужчина скоро вернулся с толстым черным фолиантом, уже знакомыми Гарри «Зельями на все случаи жизни».

Книга рухнула на стол, будто весила, по крайней мере, втрое больше, чем на самом деле.

– Завтра сварите зелье родства. И больше не смейте приходить на занятия в таком виде, будто Вас только что выгнали из борделя.

– Но завтра же вторник, - тихо попытался возразить Поттер.

– И что?
– поднял бровь зельевар.

– Ничего, - прошептал Гарри, радуясь уже тому, что Снейп не покромсал его на ингредиенты.

Профессор посмотрел на часы:

– Таким образом, Вы начинаете отработку на три четверти часа позже, чем нужно. На это время останетесь после занятий.

– Хорошо, профессор, - улыбнулся Поттер, понимая, что буря эмоций Снейпа утихла.

– Поттер, Вы мазохист?
– как-то устало спросил зельевар.

– Почему?
– переспросил Гарри. Снейп только отмахнулся:

– Не берите в голову. Сегодня опять будете варить перечное зелье. Приступайте.

* * *

Драко был счастлив. Он был готов обнять весь мир. Так и не одевшись, в одном халате, он стоял, смотрел в окно и, наверняка, глупо улыбался.

О Гарри он мечтал последних два года, с того момента, как отец завел его в тот злополучный бордель. Там он узнал, что, кроме отца, никто и ничто не может вызвать у него эрекцию. Он попробовал за ту ночь все, что ему могли предложить в том ненавистном ему теперь заведении. В отчаянье, он, накачанный афродизиаками, которые все равно не действовали, вернулся домой и долго не мог успокоиться. Потом он понял, что отец - не единственное исключение из общего правила. Ему снился Поттер. Люциус, понимая, откуда вернулся сын, приказал его не будить. К вечеру Драко проснулся на мокрых липких простынях, с ужасом вспоминая все те видения, которые посетили его. Еще более ужасал тот факт, что картины безумного секса с его заклятым врагом очень сильно отзываются на его члене.

После этого образ гриффиндорца преследовал его повсюду, будто издеваясь: ночью и днем, зимой и летом, в слизеринской гостиной, в Малфой-меноре, на уроках. Хрупкий, но жилистый, растрепанный, в круглых очках, из-за которых он смотрел на Драко своими травяными глазищами, соблазнительно улыбаясь ему и облизывая розовым язычком свои пухлые губы в его фантазиях.

Малфой впал в отчаянье. У него не вставало. Ни на кого, кроме шрамоголового недоразумения и собственного отца. Однажды он даже напоил оборотным зельем с волосом Поттера проститутку. Это тоже не помогло. Тогда Драко понял, что любит этого неуклюжего и неаккуратного, но такого милого в своей ненависти гриффиндорца. А если не любит, то очень хочет. А для Малфоя между этими двумя понятиями можно было ставить знак равно.

Сначала его устраивали любые чувства Поттера по отношению к нему. Лишь бы не был равнодушен. А потом брюнетом овладела апатия, и он перестал реагировать на большинство из того, что раньше приводило его в ярость. В то время, в начале этого учебного года, Драко даже подумывал о том, чтобы покончить с собой. И лишь их переход на светлую сторону его остановил. Ему банально было жаль отца, которому приходилось очень тяжело. Ему казалось предательством - умереть, когда его существование создало столько проблем, как у родного отца, так и у крестного.

Не зря мысли о самоубийстве посетили его и вчера. Теперь ему было очень стыдно перед Люциусом, но он не знал, как извиниться. Отец показал, что не считает инцидент заслуживающим внимания, но Драко был с ним в корне не согласен. Он хотел бы поблагодарить отца за то, что он вчера не взял предложенное, и за Поттера - тоже.

– Драко, - тихо позвали его от двери.

«Мысли материальны», - подумал юноша, повернулся к Люциусу и искренне улыбнулся.

– Что, жизнь не так плоха, как ты думал, правда, сынок?
– с иронией спросил старший Малфой, который, судя по насмешливым интонациям, был в превосходном настроении.