– А там, где вы… где вы сейчас… что-то есть?
– тихо спросил Гарри.

– Да, - улыбнулась мать.
– Мы очень рады тебя видеть, Гарри, но долго нам здесь быть нельзя. Ты обязательно вернёшься туда, к жизни, а мы должны уйти обратно… скажи хоть, как ты учишься?

– Обычно на «Великолепно», - несколько оторопело ответил Гарри. Ну, родители должны интересоваться успеваемостью… хотя, с другой стороны, есть ли у них ещё общие темы?..

– Что ты всё о учёбе, Лили?
– рассмеялся отец.
– Синдром отличницы, да? А как у тебя с квиддичем, Гарри?

– Я ловец Слизерина, - Гарри невольно улыбнулся этому поддразниванию.
– И лучший ловец школы…

– Молодец, - отец положил руку Гарри на плечо.

– Нам пора, - сказала мать.
– Но ты знаешь, по дороге мы встретили одного мальчика…

– Какого мальчика?
– ничего не понял Гарри.

– Вежливого симпатичного мальчика… он сказал, что ищет тебя, - улыбнулась мать.

– Назвался Седриком, - добавил отец.
– Подумай о нём, и он придёт к тебе. Говорил, у него к тебе очень важное дело. Передавай от нас привет Бродяге! А нам действительно по…

Слог «ра» Гарри уже не услышал; родители растворились в черноте. Гарри судорожно вздохнул - наверное, он ещё нескоро их увидит…

– Седрик?
– робко позвал он.

– Привет, котёнок, - Седрик появился так внезапно, что Гарри вздрогнул.
– Как ты?

– Нормально… только умер на днях, а так всё в порядке, - ухмыльнулся Гарри.

– Это поправимо, - махнул рукой Седрик, самый настоящий Седрик, не полупрозрачный и дымчатый, а живой, сероглазый, каштанововолосый, в той же самой мантии, что и в день третьего испытания Турнира… - Послушай…

– М-м?
– выжидательно осведомился Гарри.

– Они зовут тебя...

– Кто зовёт?
– Гарри недоумённо прислушался, но единственными звуками были голоса его самого и Седрика.

– Они все, кто остался там. Живые.

– Значит, я всё-таки мёртвый?

– Почти. Вот я - точно да. Я очень качественно мёртвый.

Гарри улыбнулся. Лицо Седрика оставалось серьёзным.

– И что же?
– уточнил Гарри.
– Ты будешь моим проводником в мир мёртвых или как это называется? Тебе поручили отвести мою душу туда, откуда не возвращаются и предать её в руки демонов с раскалёнными сковородками? Или ещё что-нибудь в этом роде...

– Вот ещё!
– Седрик рассмеялся.
– Я здесь, чтобы сделать тебя живым снова... и мне никто этого не поручал. Просто тебе не время умирать.

– А ты умеешь оживлять почти мёртвых?

– Да. Когда ты сам не жив, этому очень легко научиться. Думаю, смерть - единственная плата, которую берут за такое умение. Те, кто остался вне Арки, ничего не умеют… ты даже не слышишь, как они тебя зовут, хотя я слышу. Признаться, я бы на твоём месте на такие завывания на древнехалдейском не пошёл - мало ли что это значит...

Гарри снова разулыбался и потянулся было обнять Седрика, но тот остановил его взмахом руки.

– Нет! Нельзя... пока нельзя...

– Почему?

– Ты поймёшь.

Гарри послушно замер.

– Так вот, что я хотел тебе сказать... мы видимся в последний раз, пока ты жив.

– В последний?
– губы Гарри задрожали от какой-то детской обиды на общую несправедливость мироустройства.

– Я тебе больше не нужен. Строго говоря, ты с самого начала мог бы обойтись без меня.

– А я... я тебе нужен?

Седрик улыбнулся, и Мона Лиза пошла бы и сделала харакири в общественном сортире, увидев эту улыбку - столько было в ней загадочности и недосказанности.

– Младшие братья вырастают, и старшие отпускают их резвиться без присмотра. Но ты всегда будешь мне нужен.

– Тогда...
– Гарри и сам не знал, что собирался сказать дальше, и Седрик перебил его вовремя:

– Об этом мы успеем поговорить, когда ты умрёшь. В нашем распоряжении будет пара-тройка вечностей. Наговоримся так, что ты сбежать от меня захочешь, а некуда будет.

– Правда?
– Гарри с надеждой распахнул глаза.

– Правда, котёнок, - Седрик притянул Гарри к себе за локоть и нежно поцеловал в лоб, холодными пальцами свободной руки зарываясь в волосы Гарри.

Его губы обжигали, и это было больно - так вопиюще больно, что Гарри закричал, и кричал долго-долго - пока не прошёл через мягкую, слегка сбившую дыхание мембрану - так с ощутимым усилием преодолевается неподатливый воздушный поток; а потом он шмякнулся на твёрдое и замолчал, переводя дыхание, сгибаясь в судороге почти пополам оттого, что приходилось заново привыкать к тому, как воздух раздирает лёгкие, как вокруг холодно, как твёрдо, как... живо.