Доброго дня Дамблдор желал вроде бы всем, но в глаза при этом смотрел одному Гарри; смотрел так, словно пытался увидеть в них что-то такое, что и самому Гарри не было заметно.

«Ты теперь у меня в долгу, мой мальчик», - ненавязчиво напоминали глаза директора.

«Это ты так думаешь», - отвечали глаза Гарри.

Безмолвный диалог длился не дольше доли секунды; по сути, он не был замечен даже теми из числа окружающих, которые во все глаза следили за Гарри и Дамблдором.

– Поттер, - окликнула мадам Боунс.

– Да, мадам?
– Гарри сделал пару шагов ближе к ней.

– Я читала экстренный выпуск «Пророка».

Гарри вскинул брови.

– Но почему тогда Вы голосовали за мою невиновность?

– Потому что Вы невиновны, Поттер, ясное дело, - ответствовала мадам Боунс.
– Собственно, я хотела Вам посоветовать держаться подальше от Диагон-аллеи, а в особенности от «Дырявого котла». Линчуют.

– Благодарю за предупреждение, - кивнул Гарри.
– Но не могу удержаться от вопроса: не всё ли Вам равно, мадам, линчуют меня или нет?

– Не меряйте всех по себе, Поттер, - отрезала мадам Боунс.
– Если Вам всё равно, это не значит, что всем всё равно.

Гарри растерянно захлопал ресницами. Последнее заявление явно нуждалось в тщательном осмыслении.

– Идите уже, Поттер, - посоветовала мадам Боунс.
– Вас наверняка ждут.

Гарри кивнул и пошагал к выходу, забыв сказать «до свидания».

На вопрос мистера Уизли: «Ну как, Гарри? Дамблдор вышел молча…», Гарри ответил так коротко, как мог:

– Оправдан.

Мистер Уизли сиял просто-таки неземным счастьем - по крайней мере по сравнению с хмурым Гарри.

В одном из бесконечных запутанных коридоров мистер Уизли вдруг замер, как вкопанный; Гарри, едва не ткнувшись ему в спину носом, выглянул из-за плеча мистера Уизли. Увиденное его не порадовало: в нескольких шагах впереди Корнелиус Фадж, всё ещё пышущий злобой и раздражением, разговаривал с Люциусом Малфоем.

При звуке шагов Малфой обернулся; бледное лицо искривилось в тщательно рассчитанной презрительной ухмылке.

– Так-так-так… Поттер, создатель Патронусов… - протянул Люциус Малфой, смакуя издёвку.

«Нагл, нагл…», - оценил Гарри. Те же серые глаза, что сейчас пренебрежительно щурились в обрамлении платинового цвета прядей, несколько недель назад смотрели на Гарри сквозь прорези маски Пожирателя Смерти. Ты знаешь, что я знаю; я знаю, что ты знаешь, что я знаю… игра древняя, как мир.

– Министр рассказал мне, как ты счастливо отделался, Поттер, - продолжал витийствовать Малфой.
– Поразительно, как тебе всегда удаётся ускользнуть от наказания?.. Какой ты скользкий, Поттер! Прямо как змея.

В последних фразах содержалось слишком много намёков, чтобы Гарри пропустил их мимо ушей. Он слегка склонил голову к плечу - непрошеное воспоминание о Седрике кольнуло под ложечкой - и спокойно ответил:

– Да, мистер Малфой. Я беру пример с моих скользких друзей. Без мыла везде пролезу, знаете ли.

Малфой сузил глаза до узких щелей, из которых било серебряно-серое угрожающее сияние; холодок опасности нерешительно скользнул по позвоночнику Гарри и исчез.

– Мистер Уизли, пойдёмте, - Гарри решительно потянул мистера Уизли за рукав; тот послушно сдвинулся, сверля Малфоя яростным взглядом.
– Нас ведь ждут, нам некогда заниматься болтовнёй в коридорах…

Болтая без умолку, чтобы не дать Малфою или Фаджу вставить своё «веское» слово, Гарри дотащил мистера Уизли до ближайшего поворота, остановился, повернулся и, улыбнувшись так сладко, будто переел лимонных долек, послал Люциусу Малфою воздушный поцелуй.

Как ни странно, сражён этим жестом наповал оказался не Малфой, а Фадж, которого поцелуй вообще никоим боком не касался.

Глава 6.

Ясно, что она посчитала его полезным, а это шаг в

нужном направлении. Но назначение это было идиотским.

Фрэнк Герберт, «Досадийский эксперимент».

На кухне дома номер двенадцать по Гриммаулд-плейс собрались уже практически все его постоянные обитатели - за исключением, пожалуй, Кричера. Все они старательно делали вид, что чинно пьют чай, но на самом деле никто не отпил и глотка; переступив через порог кухни, Гарри успел заметить только эту подробность, пока мистер Уизли, практически подпрыгивая от избытка чувств, объявлял радостную новость об исходе слушания. Сразу после этого на Гарри налетел ураган рыжих волос, сияющих улыбок и блестящих синих глаз; близнецы подхватили Гарри на руки и закружили по кухне так быстро, что вся обстановка промелькивала мимо прежде, чем Гарри успевал толком её опознать. Впрочем, Гарри не возражал; он любил смех близнецов, их голоса, любил, когда они в четыре руки поднимали его в воздух и начинали дурачиться. Они так давно этого не делали… «Ты бы ещё больше мировой скорби предавался!
– въедливо заметил внутренний голос.
– Естественно, они этого не делали, пока ты ходил такой же бодрый, как переваренная макаронина…»