Целительский осмотр показал, что анус Гарри кровит. Весь сфинктер был в мелких трещинках, которые и кровочитили. По бёдрам Гарри уже текли ручейки крови, смешанной с избытком спермы Северуса. И этот след, хоть и осторожной, но под конец такой несдержанной, неистовой любви нужно было срочно убрать:

– Evanesco!

Следы на коже тотчас исчезли, и тут только Северус понял, что произнёс заклинание, снова не прибегая к волшебной палочке, которую в очередной раз оставил у брата. Брата, который, наверное сейчас кусает себе локти - зачем отпустил возлюбленного высокорожденного Господина дома к гостю злому?

Исходит ревностью, верно, мечется по опочивальне, как когда-то сам Снейп думал кидаться на стены спальни в ожидании брата возлюбленного от супруги своей, в кровь разбивая костяшки пальцев о кирпичи.

Но не случилось Северусу ревновать брата к женщине, ибо сам поял её и зачал дитя.

В который раз Снейпу пришло в голову, что этим зачатием своего же предка он закрыл себе врата для возвращения назад… то есть вперёд, в «своё» время.

Ну и ладно, обойдётся как-нибудь уж без Гарри его Гарри, Северус, его же сердцу легче стало б - не делить его на половинки, целиком посвятив себя возлюбленному брату, Квотриусу. Тот ведь любовен так, что однажды, в походе, кончил от одних лишь ласк высокорожденного брата. Такого ожидать от Гарри нелепо, смешно, безрассудно, безумно. Волшебно, ни толку, ни проку, ни в лад, невпопад совершенно…

Такое высочайшее умение и чувственность зависят, прежде всего, от характера, и уж после, от опыта, совсем после, где-то в конце шеренги из мягкости характера, восприимчивости к любви, наконец, темперамента, терпимости, заинтересованности в новых телесных, плотских экспериментах, мягкости, терпения и только в конце ряда - опытности. Всё у Гарри было в минусе, даже его нежность оказалась пропущенной сквозь боль, которую он совсем не заметил, так велико было его рвение к любви плотской, осязаемой, пусть через несказанную боль, но такой живой, первой в жизни.

… Но, может, стоит дать Гарри ещё хоть один шанс? Однако, с другой стороны, его анус так пострадал от совокупления. Наложить Звёздное исцеляющее заклинание? Без палочки - страшновато, вдруг выйдет что-нибудь не то?

Так… дать ему овладеть собою? Уж раз лишать девственности, то по полной программе. Пусть и мужчину познает.

– Гарри мой Гарри, твой анус, то есть, вход, травмирован. Нам нельзя больше совершать соития… таким образом. Но может, ты захочешь поэкспериментировать и… овладеть мною? Не смущайся такому предложению - это единственая возможность сойтись нам вместе ещё раз, пока не ушёл я под греющий, не то, что твой, костлявый и холодный, бок Адрианы. Она - сущий утюг. Так греет, так согревает, что хочется вместе с ней… рядом… проспать целые сутки. Но Квотриус по праву первого в моей жизни любовника требует своей порции внимания и ласки, а ещё…

– А не послать бы тебе его на хуй, а, Северус? Оправдай же своё имя наконец-то и живи, как нужно тебе, а не кому-то ещё!

– А если этим «кем-то ещё» окажешься в итоге ты, Гарри мой Гарри? Что тогда ты скажешь? А ведь и ты можешь оказаться посланным по этому далёкому адресу, уверяю тебя. Я же предложил тебе… себя, а ты… ты пропустил мимо ушей дельное, в общем-то, хоть и немного рискованное, прежде всего, для меня, предложение.

Но знай, что от Квотриуса я захотел подобного далеко не в первую нашу ночь, когда избавился я от комплекса собственной неполноценности, заключавшейся в столь поздней нераскрытости, невинности, позднего осознания, казавшейся вечной, никому не нужной девственности…

– Скажи, как получилось так, что вернул себе ты молодые, да даже юные!
– годы, мой Северус?

Гарри перешёл неожиданно на латынь, столь нелюбимую им. Но может, он полностью сменил ориентиры и любимые языки после вхождения во взрослую жизнь? Северус терялся в догадках. Однако… его отважное предложение - подставиться под совсем неопытного Гарри - так и не было принято.

… Что же до супруги - согрешившей миледи Малфой, то, как выяснилось, причём совершенно случайно, из разговора с домашним колдомедиком, она переняла опыт товарок по вытравливанию плода. И даже боли большой-пребольшой не побоялась, сучка! Лорда Малфоя с обычным колдомедицинским обследованием - а Люциус очень дорожил здоровьем себя, любимого, также, как и возлюбленного сына - посетил домашний целитель и вдруг первым делом поинтересовался:

– Как поживает миледи Малфой? В норме ли её жизненный тонус, милорд? Не страдает ли она сонливостью?

Люциус хорошо помнил тот, знаменательный завтрак с, прямо сказать, довольно-таки непринуждённой дамской беседой. После него за редкими совместными завтраками его жена не зевала и даже не падала мордой в миску с сала… О пардон, конечно, личиком, таким сияющим, в тарелку с «мюсли», которые, как знал лорд Малфой, не имеют падежей, также, как и вкуса, но сам склонял их с и под какими угодно предлогами. Но что-то давненько её не видать. Наверное, после устроенного-таки выкидыша с постели встать ну никак не может. И поделом ей!

Еду ей всё равно приносят… её домашние эльфы, так что и беспокоиться больше, в общем-то, не о чем и не о ком.

А вот даже интересно, неужели она залила себе там всё этим самым шенженом или как его там, корень-то этот тонизирующий китайский? Ведь настойка же на спирте ректификованном, почти стопроцентном. Как же её, должно быть, выжгло изнутри!

А нечего блядовать, ведь ты - всё же леди Малфой, а не светская ходячая грязная сливная… яма, в которую выливают сперму все самцы бомонда, от того-то и не беременеют настоящие светские шлюхи.