— Жалкий маленький котенок. Чтобы убить тебя, мне не нужно разрешение. — Тельфаиз, скорчил жалостливую гримасу. — Возможно, я подумаю, о том, чтобы сохранить ей жизнь, если ты встанешь передо мной на колени и искренне скажешь: «Я проиграл».

В равнодушных к страданьям глазах, колдуна горело торжество, когда колени мага коснулись мокрого асфальта.

— Я проиграл, — бесцветный голос, звучал тихо, перед глазами переливалось серое пятно дороги, поблескивая отражением лунного света.

— Что ты сказал? — продолжал измываться колдун. — Ну, же подними глазки, дай насладиться моментом, — на сером фоне появились черные ботинки.

Окаменевшие суставы, с трудом подчинились, поднимая отяжелевшую голову. В малахитовой зелени глаз колдуна, скука и брезгливость. Из темноты пошатываясь, вышел Тиен, зажимая рваную рану на боку, с пустым взглядом смертника, третьего лома у него не было.

— Я жду. Повторяй.

— Ты проиграл, — пришло время проверять теории.

Острие ножа прошло снизу вверх, легко рассекая кости запястья. Отсеченная ладонь упала, звякнув кольцом бессмертия. Рика отбросило взрывом, опалив жаром, проволокло по асфальту. На груди колдуна расплылось кровавое пятно, рана от ножа, как и положено, стала смертельной. В остекленевших глазах Тельфаиза навсегда застыло удивление.

Рик попытался встать. Мост, асфальт, луна — полная дезориентация. В голове кто-то включил стиральную машину. Взрывом, обожгло руку. Он прижал пульсирующую ладонь к груди, пытаясь обернуться. В очередном витке, диск луны сменился соревнующийся с ним в бледности лицом Насти. От удушающей связи, на шее девушки, осталась только тонкая красная полоска. Дышать стало легче.

— Сколько циклов прошло? — Рик перестал сопротивляться слабости.

— Восемь, — Настя удержала его затылок от встречи с асфальтом. — Не смей умирать! — мокрая щека прижалась к его лицу, на губах проступил солоноватый вкус ее слез. — Ты обещал!

— Не умру, — маг открыл глаза, вытягивая пульсирующую от боли руку перед собой. Рядом с обручальным кольцом красовался перстень с крупным красным камнем. — Я теперь вроде как бессмертный, — он потянул круглый кусочек металла, пройдя костяшку сустава, перстень легко соскользнул с пальца. Маг тут же надел его обратно. — Главное им не говори, — он махнул рукой в сторону, где, по мнению его дезориентированного мозга, были Тиен с Вестой. — А то начнется «дай поносить».

Прошло два года.

Я загрузила стиральную машину, в очередной раз, вознося благодарности создателю столь нужного агрегата. С активностью нашей дочери, мне приходилось прибегать к помощи чудо техники очень часто. Катя уже целый месяц уверенно стояла на ногах, бег предпочитала ходьбе, исследуя все доступное пространство дома и двора. Она переворачивала все, что в силах перевернуть годовалый ребёнок. За последний месяц разбила всё бьющееся, до чего дотянулась и перепачкалась во всех видах жидкостей и субстанций, какие только могут быть в загородном доме, продолжая бросать вызов пятновыводителям.

Пятиминутное затишье я восприняла как дурной знак, особенно, если учесть, что в поле зрения дочь я не наблюдала. Я вылетела из кухни и натолкнулась в коридоре на разувающегося Рика, делать ему это было сложно из-за болтающейся на шее Кати.

— Привет, — он перехватил малявку, перекинув через руку.

Бесцеремонное обращение вызвало у Кати бурю восторга, она захохотала, повиснув вниз головой.

— Привет, — внеурочное появление мужа на пороге, вызвало тревогу. — Что-то случилось?

— Нет, — удивляясь моей настороженности, ответил Рик, опуская Катю на пол. — Все замечательно.

Дочь, оказавшись внизу, тут же заинтересовалась новым предметом, который я не заметила, а именно — большой коробкой, заполненной бумагами и непонятными предметами.

— Сейчас четыре часа, а ты уже дома.

— Ну, и что? — Рик выудил дочь из коробки, ловко заменив обнаруженную ею палку с набалдашником, на серебристый мячик.

— Четыре часа дня, — уточнила я.

Дочь он отвлек, и, кажется, пришла моя очередь. Когда тебя целуют, очень сложно задавать вопросы.

— В резиденции его величества проходной двор, — мягким голосом полным спокойствия, в промежутках между короткими поцелуями начал объяснять он. — Никакого уважения к личному пространству, а у меня важное дело, — ещё крохотный перерыв, чтобы показать на коробку и проверить увлеченного странной штуковиной ребенка. — Нужны тишина и покой, хочу поработать дома.

Очень многое за последние два года изменилось, но одно осталось неизменным, если он не хотел говорить, выудить правду не представлялось возможным.